48 
— Ты непоседлив, — заметила она.
— А ты разве нет?
Елена покачала головой:
— У меня есть якорь. Барри.
— Я тебе завидую. — И рассеянно добавил: — Как говаривала моя матушка, нет ничего лучше влияния, помогающего остепениться.
— Она в самом деле так говорила?
Улыбка исчезла с его лица.
— Нет, я своей матери не знал. Вырос в приюте. Меня нашли в картонной коробке в переулке.
Она в шоке смотрела на него.
— Значит, все эти трогательные цитатки — сплошное вранье? Зачем?
Он пожал плечами:
— Все началось, когда я еще был подростком. Кажется, я тогда был здорово пьян. Мне показалось это забавным. Вложить этакую домашнюю мудрость в уста женщины, которой было на меня абсолютно наплевать… Позднее это вошло в привычку.
— Ты не знаешь, с чем ей пришлось столкнуться. Возможно, она вынуждена была тебя отдать.
— Нет, — резко произнес он.
— Я же едва не отдала Барри. Чего на свете не бывает.
— Ты ведь не бросила бы новорожденного ребенка на улице при минусовой температуре?
— Она так поступила?
— Да. Она хотела, чтобы я умер. Но я ее надул. Вырос в самого здорового и подлого сукиного сына, когда либо родившегося в Ливерпуле. — Он вздохнул. — Теперь я никогда уже не смогу процитировать тебе мою дорогую мамочку. Боюсь, мне будет трудно разговаривать.
— Я рада. Не желаю ничего больше о ней слышать. — Елена завернулась в простыню и встала. — Если только ты не хочешь назвать цену, о которой мы говорили раньше.
— Цену?
— Я же сказала, что сделаю все, что ты попросишь. Я бы с удовольствием прикончила твою дорогую матушку.
— Господи, ну ты и злючка. — Он засмеялся. — Так и знал, ты вся растаешь и ударишься в сентиментальность при мысли о младенце, брошенном на морозе.
— Не говори глупостей. Я не настолько чувствительна.
— Я знаю. — Он взял ее руку и поднес к губам. — Именно потому этот момент просто чудесен.
Она почувствовала, что тает.
— Черт бы тебя побрал.
Он перевернул ее руку и поцеловал ладонь.
— И у нас было немало таких чудесных моментов, верно?
— Несколько.
— Ну и скупа же ты на похвалы. — В глазах мелькали чертики. — Возвращайся в постель, прежде чем снова начнешь величать меня задницей.
— Мне пора в свою комнату.
— Еще чуть-чуть, — уговаривал он. — Никакого секса, одни ласки.
Она немного покапризничала и снова легла.
Он обнял ее.
— Как здорово, — прошептал он. — Неужели ты прикончила бы для меня мою дорогую старую матушку? Нет, ты явно в меня влюблена.
— Помолчи. — Она положила руку ему на плечо. — Это так, мимолетный импульс. Даже младенцем ты, скорее всего, заслуживал, чтобы тебя выбросили на мороз.
— Опять ужалила. — Он погладил ее по волосам. — И вообще, мне не нравится мысль о том, чтобы ты меня защищала. Я чувствую себя ущербным. — Он помолчал. — Я был бы рад взять инициативу в свои руки.
— Насчет твоей матушки?
— Нет, насчет Чавеза.
Она застыла.
— Ш-ш-ш. — Он начал ласково массировать ее шею. — Я и об этом не хочу сейчас говорить. Но не хочу, чтобы ты что-то делала, предварительно не обсудив со мной.
— Что тут обсуждать?
— Ты же знаешь, что рано или поздно Чавез появится.
— Ты сказал, тебя предупредят, если он возникнет на горизонте.
— Обязательно. Но зачем делать из себя подсадных уток? Почему бы мне не отправиться на охоту и не прикончить Чавеза?
— Нет!
— Почему нет? Было бы вполне разумно. Не пришлось бы втягивать в битву тебя и Барри. — Он сделал паузу. — Ты ведь не собираешься впутывать сюда Барри?
— Еще чего!
— Ну вот, значит, куда умнее было бы позволить мне все сделать, прежде чем он узнает, где ты находишься. Тогда, если ему повезет больше, вы с Барри сможете сбежать.
— Получается, что я не очень-то разумна. — Голос ее дрожал. — Или совершенно бессердечна.
— Ты подумай, — тихо уговаривал ее Гален. — Я хотел сделать это, ничего тебе не говоря, но будет безопаснее, если мы скоординируем наши планы и…
— Я не собираюсь об этом думать. Это моя жизнь и моя битва.
— Как насчет Барри?
— Я защищу Барри. Никогда не стану им рисковать. Я найду способ сделать и то, и другое.
Он немного помолчал.
— Я могу это сделать, Елена. Я очень много умею и, слава богу, в хорошей форме. Оставайся с Барри и позволь мне разобраться с Чавезом.
— Ты полагаешь, что мне не хочется согласиться? — с яростью спросила она. — Я хочу, чтобы он умер. Для меня не должно иметь значения, кто его прикончит. Но, черт побери, имеет. Имеет!
48 
