— Что за Дебра? — спросила Чандра, уже догадываясь, какой ответ услышит.
— Девчонка, с которой Стинки связался до того, как познакомился с тобой.
— Та самая, которую он избил?
— Стинки никогда не поднимал руку на женщину.
— Но как же…
— Да, он угодил в тюрьму за то, что избил ее, — после того, как она дала ему отставку. Только он ее не бил. Это моя работа. Вот почему Стинки загорелся таким желанием разыскать тебя раньше, чем это сделаю я. Он умеет понять мои чувства, как я ни стараюсь скрывать их. В тот раз он отсидел за меня в тюрьме, хотя и разозлился на меня. Я не хочу, чтобы он второй раз пострадал безвинно, но я не позволю тебе прикарманить все деньги.
— Хэл, если я умру, деньга все равно останутся в фонде.
— Думаешь, ты одна такая умная, Бет? Думаешь, я сам этого не знаю? — Хэл оттянул предохранитель. — По крайней мере, и тебе этих денег не видать.
Его твердый голос и решительно поблескивающие глаза наполнили Чандру ужасом.
— Чандра, будь осторожна, — предостерег Лукас. — Он же сумасшедший.
— Я не сумасшедший! — Хэл со злобной ухмылкой прицелился в Лукаса.
Несмотря на то, что Хэла трясло от ярости, и палец был на курке, Чандра не верила, что он решится спустить курок.
Выстрел прозвучал раскатисто и нагло.
Блеснула вспышка, и Лукас повалился на подушки с черной дырой в плече, и под ним начало быстро расплываться кровавое пятно.
Чандра с криком упала перед ним на колени, с глазами, полными слез.
Хэл схватил ее за волосы и отшвырнул в сторону.
— Забудь о нем!
— Но…
Удар кулака в челюсть — и мрак.
Кто-то запихивал ей в рот тряпку, пропахшую кислым потом и пылью, и толстый комок ткани чуть не задушил ее.
Повернув голову, Чандра поняла, что лежит на твердом, холодном бетоне в каком-то сыром, темном помещении, где пахло плесенью и гнилью. Руки у нее были туго связаны за спиной, мышцы свела судорога.
Но в сознание ее привела отнюдь не неудобная поза, а приглушенный шепот Лукаса возле уха:
— Чандра!
Она открыла глаза.
Побледневшее, напряженное лицо Лукаса нависало над ней на расстоянии нескольких дюймов. Сначала Чандра решила, что ей привиделся страшный сон, но затем она заметила, что вся грудь Лукаса залита кровью.
Он жив.
Закончив засовывать ей в рот кляп, Лукас бережно положил голову Чандры на бетонный пол.
— Отлично сработано, адвокат. Как всегда.
Серые глаза Лукаса были холодными, мрачными и совершенно бездушными, когда он медленно поднялся.
Хэл хихикнул:
— Покойся с миром, дорогая Бет! — и выключил свет.
Чандра поняла: ее заперли в туннеле под домом, вход в который завтра предстояло замуровать навсегда.
А Лукас ушел.
Вместе с Хэлом.
Они похоронили ее заживо.
Маленькое и мерзкое существо со множеством мохнатых ножек пробежало по ее губам. Она попыталась крикнуть, но кляп заглушал все звуки.
О Господи!
Внезапно мрак превратился в живую тварь, силу, душащую ее. Чандра принялась извиваться, биться в веревках — так отчаянно, что быстро задохнулась.
В изнеможении откинувшись на спину, слыша судорожный стук сердца, она заставила себя делать медленные, размеренные вдохи.
Лукас с ними заодно.
Это ей снилось. Она догадывалась об этом с самого начала.
Только не хотела верить себе.
Пока не стало слишком поздно.
Безымянный, парализующий ужас нахлынул на нее, когда Чандра вновь услышала гнусный смешок Хэла. Затем он захлопнул дверь с лязгом, эхо которого бесконечно долго перекатывалось в пустоте туннеля.
Но тишина, наступившая, когда затихло эхо, была еще ужаснее.
Глава одиннадцатая
Лукас споткнулся, выходя из гаража. Бриз почти совсем утих. Вечернее небо приобрело дымно-лиловый оттенок и казалось пылающим в лихорадке.
А может, пылал сам Лукас — потому, что пуля навылет прошила ему плечо? Или потому, что он помог запереть Чандру в адской пещере, так пугавшей ее?
— Шевелись, адвокат. Пусть ты уже наполовину мертв, но я хочу добить тебя у бассейна.
Пронизывающая боль в правом плече блокировала все остальные ощущения. Медленно бредя вперед, Лукас не чувствовал под собой ног, зажимая рану пропитанным кровью полотенцем, чтобы остановить кровотечение. Он шел вялой походкой зомби. Возможно, это оцепенение было вызвано потерей крови, но сам Лукас считал иначе.