Особенно,... 
19 
– Лукас злится и на меня тоже, – напомнила Джози. – Он даже не разговаривает со мной. Мы живем в одном квартале, и когда встречаемся на улице, он отворачивается. Можешь радоваться и гордиться, старший брат. Ты блестяще справился со своей миссией.
– Ты его любишь?
– Не твое дело.
– Тебе не нужно было ничего ему говорить. Я не собирался этого делать.
– И мы оба знаем, почему. Тебе стыдно из-за того, что ты связался с такой недостойной женщиной, как я.
– Нет, черт побери! Ты не такая, какой я тебя считал. Ты лучше, чем мы оба заслуживаем.
Она еще крепче вцепилась в трубку. Неужели он переменил свое мнение?
Джози заставила себя вспомнить, как бесстыдно льстил ей Бернардо перед тем, как предать ее.
– Джози, послушай, я понимаю, почему ты не можешь мне поверить прямо сейчас. Но если ты меня выслушаешь, возможно, ты передумаешь.
– Зачем мне тебя выслушивать? Что нового ты можешь мне сказать?
– Что ты мне небезразлична. Что я не могу тебя забыть. Послушай, я хочу снова прилететь в Париж, чтобы увидеться с тобой.
– А как же Абигайль?
– Не вмешивай ее в это.
Джози не понравилось, как резко изменился его голос при упоминании имени невесты.
– Я на несколько дней отменил все свои дела, потому что очень хочу тебя увидеть. Я буду в Париже в пятницу.
– Негодяй! Ты не можешь быть одновременно со мной и Абигайль!
– Это не…
Она бросила трубку, прежде чем поняла, что не сказала ему о ребенке.
Впрочем, она правильно поступила. Для такого разговора нужна более спокойная обстановка.
Два дня спустя погода внезапно улучшилась. В ясный и не по-зимнему теплый полдень в галерею вошла Николь, подруга Брайаны. Высокая и стройная, с черными волосами и светло-голубыми глазами, она быстро представилась, а затем попросила показать ей картины и керамику.
– У меня есть немного свободного времени, так что я могу на несколько часов подменить тебя в галерее, – предложила Николь.
– Ты, наверное, шутишь.
– Брайана сказала, что ты художница и что тебе нравится гулять по Парижу с фотоаппаратом. Она считает, что тебе нужно немного отдохнуть. Сама она не может оставить Жака одного. Эти молодые мужья такие требовательные. – Она захихикала. – Я уже много раз бывала в галерее. У меня есть ключ. Я сама ее закрою.
Три часа спустя в небе по-прежнему ярко светило солнце. Джози сидела на скамейке под Эйфелевой башней. Улыбаясь, она подняла вверх свой цифровой фотоаппарат и сделала снимок.
Радуясь неожиданному выходному, она три часа бродила по Парижу, фотографируя места, которые делали этот город таким уникальным и неповторимым.
Ее радость омрачала лишь тошнота. Она беременна. После разговора с Адамом ей, однако, стало значительно легче. Завтра приедут ее братья, чтобы отметить свою победу над Бернардо. Но она не собиралась ни ужинать с ними в «Георге Пятом», ни говорить им о ребенке. Сначала она должна набраться смелости и сообщить Адаму.
Этим вечером она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы начать новую картину. Это будет Эйфелева башня с одного из ее снимков, но с добавлением пары горгулий. Отойдя назад, Джози оценивающе посмотрела на свою работу. Адам захотел бы узнать, что здесь изображено.
Джози отложила кисть. Жизнь – путешествие без надежного гида. Ты выбираешь маршрут, но затем отвлекаешься и сбиваешься с пути. Это страшно, но в то же время интригующе и увлекательно.
Она ждет ребенка от Адама.
Адам. Ее сердце защемило от тоски. Удивительно, но сейчас боль, гнев и смущение были сильнее, чем когда-либо. Именно поэтому она так боялась все ему рассказать. Ведь его реакцию на новости нельзя было предугадать.
Адам. Она должна набраться смелости и сообщить ему.
Скоро…
Когда у Адама зазвонил телефон, он нахмурился, но продолжил делать записи. При повторном звонке он отложил карандаш.
Вандерфорд! Его секретарша Камиль Вандерфорд считала своей обязанностью быть в курсе всех его дел. Поэтому, узнав недавно от важных клиентов, что их будет представлять другой партнер, она удивилась. Адам велел ей к пяти часам подготовить отчет о продаже земли Олдерсона. Хотя он не говорил ей, что снова собирается в Париж, она знала, что ему нужно закончить все срочные дела.
Телефон зазвонил снова, и он, отодвинув манжету рубашки, посмотрел на часы.
Черт побери. Уже четыре часа.
Взяв трубку, он собрался накричать на Вандерфорд, но она, как всегда, опередила его.
19 
