Последние отзывы

  93  

Его бывший хозяин Леонард де Вилль сидел в старом, вытертом и продавленном кресле и, нацепив на нос пенсне, ремонтировал башмак.

Луи улыбнулся. Скупость Леонарда была достаточно известна, но чтобы самому ремонтировать обувь? Он еще раз огляделся и сунул руку в карман. Вытащил жестяную коробочку из-под чая и быстро, стараясь не потерять ни единой секунды, двинулся к собачьей будке.

Почуяв чужака, старый пес угрожающе заворчал, заворочался, высунул нос наружу и тут же, получив щепотку порошка прямо в ноздри, отчаянно взвизгнул и завертелся волчком.

— Тихо-тихо, — поймал и прижал его голову к земле Луи и достал нож. Стремительно ударил и, дождавшись, когда пес утихнет, скользнул к дверям.

— Что еще там? — протяжно скрипнув дверью, точь-в-точь как его пес, высунул нос наружу Леонард де Вилль и ошарашенно замер.

— Как поживаешь, масса Леонард? — широко улыбнулся Луи и рванул дверь на себя. Шагнул вперед и коротким ударом в грудь отбросил фермера внутрь. — Чужих нет?

— Зачем ты пришел? — хватаясь за грудь, просипел фермер.

— За тобой, Леонард, за тобой, — ласково улыбнулся ему Луи.

— Хочешь денег, я дам, — испуганно предложил фермер.

— Спасибо, Леонард, — вытащил узкий, отточенный, как бритва, нож Луи.

— Деньги мне тоже не помешают.

— Не убивай! — взмолился фермер. — Только не убивай! Хочешь, я тебе вольную дам? Прямо сейчас!

Луи отрицательно покачал головой.

— Я всегда был вольный, Леонард. Жаль, что ты этого раньше не понял. А теперь уже поздно.

Пожалуй, никого Луи Фернье не убивал с таким остервенением. Он совершенно потерял разум, и, когда сумел остановиться, труп старого фермера был совершенно обезображен.

— Спо-кой-но, Луи, спо-кой-но, — дрожащим голосом произнес он, бросил нож и вышел во двор, к большой деревянной кадке с дождевой водой. Тщательно вымыл трясущиеся руки, ополоснул потное горячее лицо, утерся подолом выбившейся из брюк забрызганной кровью рубахи, вернулся и сел на крыльцо. Достал сигару, оторвал зубами и выплюнул кончик, прикурил и оперся спиной о дверь.

Удивительно чистое звездное небо обещало ему прекрасную, полную удивительных событий жизнь, как тогда, когда он, одиннадцати лет от роду, впервые осознал, что ничем — ни умом, ни силой духа, ни судьбой — не уступает своим «владельцам».

Путь к этому был непрост. В возрасте примерно четырех лет, едва ощутив свою непохожесть на остальных рабов, Луи — только из детского любопытства — начал учиться простейшему: двигаться, как белый, есть и пить, как белый, и даже жестикулировать и ругаться, как белый.

Поначалу это вызывало у хозяев смех. Его приставили в обучение к черному лакею, а уже через пару месяцев Луи с блеском развлекал хозяйских гостей, на бис показывая в лицах разницу между белым и черным человеком.

Затем, увидев, с какой жадностью Луи рассматривает картинки на обрывках газет, хозяин разродился крамольной мыслью обучить мулата грамоте. Да, это было незаконно, но кто в наше время будет соблюдать закон? Тем более что те же сенаторы, что вводят эти ограничения для черных, сами предпочитают держать в доме исключительно грамотную прислугу.

Азы грамоты Луи схватил в несколько дней, но толком ему выучиться так и не дали. Хозяин попал в очередной финансовый переплет и продал восьмилетнего мулата на первом же аукционе вместе с остальными своими рабами. И вот с этого дня для Луи началась совершенно другая жизнь.

Леонарду де Виллю не нужен был ни шут, ни лакей; скупой и уже тогда немолодой фермер нуждался только в ниггере для работы. А потому все, что было в Луи «белого», начиная от мимики и жестов, выколачивалось жестоко и последовательно. Но коса нашла на камень, Луи уперся. Он отказывался ходить расслабленной походкой черного раба. Он отказывался жрать кашу руками и коверкать язык, делая вид, что не может выговорить якобы неуловимые для черного звуки. Но главное — он не опускал глаз.

Фермер взъярился, хорошенько выпорол мальчишку и подвесил его на цепях, для начала на день. Луи не сломался. Фермер добавил ему еще. И еще. А когда мулата сняли, он сбежал, как только пришел в себя.

За три последующих года он будет сбегать еще восемь раз. Поначалу его поймают через несколько часов, затем только на третий день, и в конце концов он доведет искусство побега почти до совершенства. Так что в последний свой побег Луи сразу начал с главного — ограбил белого одногодку, сняв с него все, вплоть до подштанников, и прокрался на идущий вверх по течению пароход. Но его все равно поймали и вернули, миль через триста.

  93