Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
97 
Полицейские бросились исполнять приказание, но, прибыв на место, схватились за головы. Здесь не то что живых, здесь и мертвых не пощадили — все восемь шлюх и оба клиента лежали вповалку, с выпущенными кишками, и все были забрызганы какой-то черной дрянью.
— Пора мне в отставку… — мрачно признал шериф и, хватаясь за стены, вывалился наружу — отдышаться.
То, что на этот раз убийца торопился, Фергюсон понял сразу. Только поэтому он и не стал выделывать вычурные «высокохудожественные» фортели и снизил свои требования до минимального уровня. Десять человек за одну ночь обработать… здесь или целую банду надо подключать, или чем-то жертвовать, красотой уж точно.
Убийца предпочел пожертвовать красотой. То, что он был один, явствовало из многочисленных кровавых следов на полу и коврах — один размер, один рисунок отпечатков, а значит, один человек.
— Значит, так, коллега, — повернулся Фергюсон к бледному, утирающему пот шерифу. — Чтобы ни гу-гу: ни в газеты, ни соседям, ни собственным женам. Сможешь объяснить это своим придуркам?
— Не знаю… — не сумел соврать потрясенный шериф, но, глянув на Фергюсона, спохватился: — Есть, сэр!
— Всех в мертвецкую. Здесь все ясно. И покажите мне, где у нее хранились бумаги.
— Слушаюсь, сэр!
К сожалению, ничего нового Фергюсон в бумагах мадам Аньяни не обнаружил. Как ничего нового не оказалось ни в комнатах, ни в способе убийства, ни в показаниях так называемых свидетелей. Вокруг стояли только магазины да склады, а сторожа, как всегда, спали, то есть на минутку прилегли, а потому ничего не видели и не слышали в течение минимум часа беспрерывной резни.
Фергюсон перебрался на ту сторону реки, переговорил с предусмотрительно оплаченной агентурой в здешней полиции, но констебли ничего утешительного не рассказали. Черный раб сэра Джонатана Лоуренса Платон из дому отлучался только с хозяином и через реку на пароме совершенно точно не перебирался. Сам сэр Джонатан денно и нощно занимается ремонтом театра и подготовкой к свадьбе с прекрасной Энни Мидлтон.
Собственно, чего-то подобного Фергюсон и ожидал. Он уже давно принял как факт, что простым это следствие не будет, а потому даже не расстроился. И только одно его смущало: он не понимал, как именно может быть связан убийца на этой стороне Миссисипи, в Луизиане, со всеми остальными персонажами этого беспрерывного кошмара, живущими на той стороне, и в особенности с Платоном.
Фергюсон заехал в полицейское управление округа, переговорил с шерифом, под условием неразглашения взял все, что осталось по делу об «Орлеанском упыре» от Айкена, и углубился в чтение.
Он листал страницу за страницей и снова и снова понимал — что-то важное и он, и Айкен упустили. Двое связанных с Платоном мужчин — Аристотель и Фернье — были убиты, а третий — Джонатан, как и сам Платон, был вне подозрений. То, что ни Джонатан Лоуренс, ни Платон не перебирались на тот берег на пароме в ночь резни, было точно установленным фактом. А в то, чтобы Джудит, довольно хлипкая, судя по описанию, вырезала десять человек, в том числе двух мужчин, Фергюсон не верил.
И тогда Фергюсон пошел ва-банк. Он отправился прямо в поместье Лоуренсов, добился аудиенции с Джонатаном и подробно и методично рассказал ему все, что счел нужным, попутно наблюдая за реакцией этого загадочного юноши. А она была…
Джонатан брезгливо поморщился в ответ на описание «ускоренной» мумификации в борделе мадам Аньяни. Он определенно удивился тому, что неведомый убийца выместил на фермере Леонарде де Вилле что-то личное. А когда лейтенант подробно и по возможности ярко описал группу мумий «Охотник и его верные псы», по лицу Джонатана определенно пробежала тень то ли зависти, то ли ревности.
«Ага», — подумал лейтенант, но вслух произнес совсем другое:
— Кстати, этот ваш Платон, он ведь Аристотеля знал.
Джонатан смешался, но, едва Фергюсон хотел достать второй козырь, кивнул:
— Да, лейтенант, он мне говорил. Платон даже специально предупредил отца перед его смертью о том, что этот Аристотель опасен. К сожалению, отец не прислушался.
Фергюсон замер. На такое откровение он даже не рассчитывал.
— Могу я с этим вашим Платоном переговорить?
— Разумеется, — легко пожал плечами Джонатан и повернулся в сторону двери. — Платон! Иди сюда!
Дверь тут же скрипнула, и в дверях появился старик. Фергюсон прекрасно помнил его, стоявшего в повозке на базарной площади и единственного державшегося на ногах после двух недель допросов.
97 
