— И то верно — боюсь. Торопятся они с семейной жизнью-то. А зря, — вздохнула Зинаида.
Сан Саныч удивился:
— Почему? Пусть женятся, правнуков нам нарожают: здоровеньких, шустрых. Будем с тобой о них заботиться, баловать.
— Правнуки — это хорошо. Только на сердце у меня все равно неспокойно.
— Да ты просто привыкла, что она всегда рядом. И теперь не хочешь ее от себя отпускать.
Зинаида кивнула:
— Конечно, не хочу. По сути, мы с ней обе — сироты. У меня своих детей нет, у нее — родителей. Я и воспитывала ее с мыслью, что мы — одни против всего мира.
Сан Саныч сел рядом с Зинаидой:
— Как это вы с Машей одиноки? А я? Я вас никогда не брошу и никому в обиду не дам!
— Я знаю, Саня, — всхлипнула Зинаида.
— А раз знаешь, зачем ерунду говоришь? И Алешка у Маши — парень хороший. Она за ним будет, как за каменной стеной.
Зинаида подняла глаза, полные слез:
— Хотелось бы верить. Только знаю я вас, мужиков. Когда вы нужны, вас никогда рядом нет.
— А тебе хочется, чтобы все постоянно были у тебя под рукой. Да?
— Ну, не постоянно, но чаще.
— А Машу желательно к твоей юбке намертво пришить, чтоб из дома — ни ногой.
— Ой, Саня, ну что ты говоришь? Когда это я ее к юбке пришивала? — отмахнулась Зинаида.
— Вот и не надо. У нее своя жизнь, — кивнул Сан Саныч.
Зинаида развела руками:
— Так я разве против? Я просто счастлива буду, если все у них будет хорошо. Я больше них радоваться буду!
— Вот и радуйся! И не надо кликать бурю! Давай лучше пообедаем! — предложил Сан Саныч.
* * *
Машина с Левой и Костей остановилась под окнами кабинета следователя. На улице потемнело, капал дождь. Костя включил дворники. Ожидание было для обоих томительным. Наконец после долгого напряженного молчания Лева спросил:
— Ну, и что дальше? Долго мы здесь будем стоять?
— Не знаю, — мрачно ответил Костя. — Может, у него все сорвалось, может, его уже сто раз разоблачили и уже на допрос ведут. А кто вам передал, такое прекрасное лекарство? А?
— Хорош острить. Уезжаем или стоим, черт возьми? — Леве было не до шуток.
— Поехали! Пока нас тут самих не загребли! — Костя завел мотор, но задумался, потом спросил: — А деньги?
Лева любил деньги, но чрезмерно рисковать ради них не собирался.
— Какие деньги, родной? Никаких денег! Умерла так умерла! Я за деньги голову подставлять не намерен.
— Да? Что ж ты раньше не сказал? — возмутился Костя. Он как раз был готов рискнуть. Но разговор прервался, потому что послышался звон разбитого стекла. Костя и Лева переглянулись.
— Сматываемся! — потребовал Лева.
— А как же смотритель?
Но Леву больше Волновала собственная судьба.
— К черту его! Гони! — закричал он.
Костя послушался, и машина рванула с места.
На вой сигнализации в кабинет следователя снова вбежала охрана и скрутила смотрителя.
— Уведите подследственного, — скомандовал следователь.
Охранники, подгоняя смотрителя дубинкой, увели его из кабинета. Следователь остановился посреди кабинета, потирая шею. Вошел Марукин:
— Григорий Тимофеевич! Я извиняюсь. Может, Родя все-таки того?
— Что того? — поднял на него глаза следователь.
— Ну, в изолятор?
— Зачем это? — удивленно спросил Буряк.
— Я его в коридоре встретил — он словно взбесился. Как собака. Аж пена изо рта.
— Это не от бешенства, Марукин! Это от отчаяния! — возразил следователь.
Сигнализация продолжала истошно выть, и Буряк крикнул в коридор:
— Да выключите вы сигнализацию! Сигнализация смолкла. В наступившей тишине Марукин тихо спросил:
— Так вы ему что, сочувствуете?
— Ну, по большому счету, да, — кивнул следователь.
— Это как же? Нет, я, конечно, понимаю: от тюрьмы и от сумы не зарекайся… — начал было Марукин. Буряк перебил его:
— Эх, Марукин! Ничего-то ты не понимаешь! Не дай Бог оказаться в его шкуре!
* * *
Да, смотритель был в нелегком положении. Операция сорвалась, Лева и Костя были уже далеко.
— Вот черт, черт, черт! Если б нас накрыли, мы бы сроду не отмазались! — бормотал Лева.
— Ладно, не дрейфь! — успокаивал его Костя. — Лучше скажи, что могло произойти? Может, ему таблетки не передали? А?
— Да хрен его знает! Не передали, или не проглотил! Или не подействовала! Боров здоровый! — предположил Лева.
— Нет, не подействовать не могла, — возразил Костя. Лева нервно огрызнулся: