Особенно,... 
73 
— Что?! Значит, наш сын обречен на инвалидное кресло?!
— Да, — упавшим голосом ответила Полина.
— Ты уверена, что это окончательный диагноз? Может, доктор опять не хочет нас обнадеживать? Может, есть какие-то еще способы? — настаивал Самойлов.
— Нет, он сказал, что все кончено. Боря, за что нам все это? Перед кем мы провинились?!
— Ну, ну, ну, успокойся! Ни перед кем у нас нет никакой вины. Наш сын этого не заслужил, и это еще не конец.
— Я поеду к нему. Он там лежит один и ничего не знает. Пусть он лучше все услышит от нас. Я его мать, я сумею ему все сказать.
— Не горячись. Куда теперь спешить? И не один он. С ним Сан Саныч и Женька. И потом, вот мы зайдем к нему в палату, ты знаешь, что ему сказать?
Полина задумалась.
— Нет… — тихо ответила она.
— Вот и я не знаю. Нужно все продумать. Как себя вести, что говорить, как держаться, чтобы Алешке меньше боли причинить, — рассуждал Борис.
— Если бы я могла… Если бы я могла как-то помочь ему! Но ведь даже врачи не в силах что-либо сделать.
— Не могут эти — найдем других! Немецких там, я не знаю, швейцарских… Для этих швейцарцев все наши новые методы — уже вчерашний день!
— И мы попробуем? — с надеждой спросила Полина. — Мы ведь ничего с тобой не пожалеем, правда?! Лишь бы Алешка на ноги встал.
— Вот что, Полина. Поедем домой и поговорим с Костей. Во-первых, он еще ничего не знает, а во-вторых, он хоть и не хирург, но должны же у него быть знакомые медики. Может, он что и посоветует!
Таисия точно знала, в какой казенный дом ей идти. Она уверенно зашла в кабинет Павла Федоровича, закрыла за собой дверь, сняла очки и села на стул перед его столом.
— Простите, вы по какому вопросу? — изумился врач.
— Я по поводу Алексея Самойлова.
— А вы — его родственница?
— Почти, я мать его невесты.
— А-а, теперь понимаю. Как же я сразу не догадался! Вам что, тоже моя ассистентка мешает?
— Не понимаю, о чем вы говорите. Я пришла совсем по другому вопросу. Скажите, сколько вы получаете за свою работу?
— Это не ваше дело, — обиделся врач.
— Понятно, значит, немного.
— А вы что же, хотите мне денег предложить? — язвительно спросил Павел Федорович.
— Да. — Она положила на стол деньги. —Вы ведь против свадьбы в больничной палате?
— Уберите деньги. Я просто рекомендовал немного подождать, но не настаивал. Если хотите — пусть женятся!
— Нет, я-то как раз хочу, чтобы вы запретили им расписаться в больнице.
— Простите, вы это серьезно? — Врач изумленно посмотрел на Таисию.
— Вполне! И если вы поможете мне, я заплачу вам еще столько же.
Таисия с вызовом посмотрела на врача, а он устало прикрыл глаза рукой.
— Уберите деньги, — сказал он мрачно. — С какой бы целью вы мне их ни предложили, я все равно не приму их.
— Простите, пожалуйста! — Таисия тут же поменяла тактику. — Это от отчаяния. Мне очень нужна ваша помощь. Отмените эту свадьбу, прошу вас.
— Но я же не работник ЗАГСа, я врач.
— Но вы же как врач понимаете, что для Алексея это будет шоком. Он ведь не то что невесту на руки поднять, сам пока подняться не сможет.
— И вы из-за этого волнуетесь? Не переживайте! Наоборот, свадьба поможет ему воспрянуть духом. Надежда и мысли о будущем придадут сил для борьбы. Это, в конце концов, позитивные эмоции.
— Доктор, все равно поговорите с моей дочерью, объясните ей, что свадьбу нужно отложить. Ну, по крайней мере, пока Алексей не встанет на ноги, — уговаривала Таисия.
— Что ж, поговорить я могу. Подождите… Почему вы говорите «пока»? Вы что, еще ничего не знаете?
— Чего я не знаю, доктор? — спросила Таисия тихо.
Доктор молчал.
— Так чего же я не знаю, Павел Федорович? — повторила она.
— Понимаете, лечение, на которое мы возлагали столько надежд, не удалось. В общем, Алеша уже никогда не встанет на ноги.
— Боже, бедный мальчик! Я ведь его с детства знаю. Как же так могло случиться? Это какой-то кошмар.
— Я сочувствую вам. То, что произошло, — это настоящая трагедия. Ужасно, когда надламываются судьбы таких еще молодых людей.
— А вы уже сказали об этом Алеше?.
— Нет, я собираюсь сделать это позже. Всему свое время.
— Думаете, так будет лучше? — спросила Таисия.
— Для него это будет настоящее потрясение. Ему и без того сейчас тяжело. Он ведь надеется, о чем-то мечтает, строит планы. А эта новость может его сломить.
— Да, да, я понимаю. Вам, конечно, виднее, но не будет ли от этого еще большего вреда?
73 
