Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
71 
И Дженкинс повторил.
Бергман почувствовал, что сходит с ума. Нэнси, прекрасная Нэнси все-таки была причастна к самым жутким пластам всего, что происходило в городе все это время! Как бы ни пытался он убедить себя в обратном.
А на второй день после покушения на Роуз Лестер, после нескольких его настойчивых запросов, Бергмана допустили к больной.
— Это я, Теодор, — тихо произнес Бергман, с ужасом глядя на торчащие из-под простыни забитые кровавой пеной катетеры и забинтованное пропитанными чем-то желтым и коричневым бинтами неузнаваемое, распухшее лицо.
— Автофургон, — хрипло, но достаточно внятно произнесла Роуз. — У него автофургон. Белый… Старый…
— Там была Нэнси Дженкинс? — стиснул зубы Бергман. — Это она сделала?
— Нет… мужчина… белый… — прохрипела Роуз. — Волос… тоже… выгорел.
Бергман превратился вслух. У Нэнси, как он и предполагал, был сообщник-мужчина.
— Лица не разглядела… опознать не смогу: но он плотный… и невысокий… пять с половиной футов, — Роуз закашлялась, и Бергман с ужасом увидел, что она не может остановиться и прекратить это ужасный, выворачивающий душу кашель и, тем не менее, силится сказать что-то еще. — И еще…
— Все, — подошла к Бергману медсестра. — Я же вас предупреждала, что ей нельзя говорить…
— У него… словно… яйца стальные, — с усилием выдохнула Роуз. — Я… раз десять… в пах ударила!
— Все, сэр! — чуть ли не в шею вытолкала Бергмана из палаты медсестра. — Хватит! У нее же легкие пробиты!
«Господи! Хоть какие-то приметы! — аж взмок Бергман и торопливо тронулся к выходу. — Господи! Зачем тебе это надо, Нэнси!»
***
Нэнси пыталась прорваться к Роуз через каждые пять-шесть часов и однажды едва не столкнулась с Бергманом, но он выглядел таким… таким измученным и растерянным, что подойти к нему так и не рискнула. А потом она поговорила с медсестрой, присутствовавшей при всем этом кошмарном разговоре, приехала домой, снова прокрутила видеокассету и поняла, что должна идти к Бергману.
Сама мысль о том, что чужой мужчина будет смотреть на ее беспощадно зафиксированные камерой заведенные от наслаждения глаза, повергала Нэнси в такой ужас, что отказывали ноги. Но она уже знала, что должна посмотреть страху в глаза — и этому тоже.
***
Она пришла к Бергману рано утром. Без особого труда пробилась через давно уже знающего ее секретаря, заволокла тяжеленный ящик прямо в кабинет и села напротив начальника полиции.
— Вы должны это увидеть, Теодор.
Бергман ошарашенно моргнул.
— Что это?
— Видеомагнитофон, — почти по слогам произнесла Нэнси. — Но к нему нужен телевизор.
Все еще словно не в себе, Бергман молча встал и приоткрыл створку огромного шкафа.
— Такой сойдет?
Нэнси растерялась. Телевизор был совсем небольшой — лично она таких еще и не видела.
— Я не знаю… там должна быть такая пипочка… надо посмотреть.
Она поднялась, с помощью Бергмана подтащила огромный аппарат поближе к телевизору, некоторое время возилась со шнурами и в конце концов кивнула.
— Думаю, работать будет. Вы присаживайтесь, это долгая история…
Ошарашенный Бергман присел.
Нэнси вставила в приемный отсек черную кассету, чем-то щелкнула и присела рядом. По экрану сразу же пошла рябь, а потом началось такое, что Бергман едва не подавился от ужаса. Впервые в жизни он видел себя со стороны в таком нелицеприятном свете.
Нет, местное телевидение его регулярно снимало, но они, как правило, предупреждали его об этом минимум за час-полтора, и он хотя бы успевал приготовиться! А здесь… здесь все было иначе.
Бергман смотрел и узнавал все: эту свою тщательно маскируемую под напускной бравадой нерешительность, эту омерзительную привычку сжимать губы в ниточку, эту мокрую потную лысину с неряшливо всклокоченными остатками жирных волос… Только теперь он воочию увидел, как выглядит на самом деле.
— Господи, какой кошмар.
— Это все не то, — покачала головой Нэнси. — А вот сейчас будет главное.
Бергман словно очнулся и покосился на эту странную женщину. Он совершенно точно знал, что перед ним соучастник ряда самых жутких преступлений за последние три десятка лет, и… не мог в это поверить.
— Скажите, Нэнси, — заставил он себя начать этот трудный разговор. — Зачем вы во всем этом участвуете? Ваш то какой интерес?
Нэнси побледнела и оторвалась от телевизора.
— Я вам уже говорила, Теодор. Мне все обрыдло. А теперь смотрите! Вот она!
71 
