120 
— Ты уже не мальчик, Витя, седой вон весь… Поздно жизнь заново начинать. А у нас с тобой столько уже прожито, пережито… Зачем нам что-то менять?
— Ты пойми, я больше не могу так жить! Я задыхаюсь… Я вязну… как будто в трясине…
— Тогда давай все изменим. Наверное, мы с тобой в чем-то допустили ошибку… Так давай начнем все сначала… Заново. С чистого листа. По-другому, — быстро предложила Таисия.
— Ты думаешь, что можно договориться и через секунду полностью изменить себя?
Удивление в глазах Буравина встретилось с вызовом во взгляде жены. Таисия в лихорадочном возбуждении начала ходить по кабинету.
— Если захотеть, можно все изменить! Я могу стать совершенно другой! Хочешь, я сделаю другую прическу? Или перекрашусь в блондинку?
— Тая, дело не в том, как ты выглядишь. И твоя прическа тебе очень идет.
Правда? Тебе нравится? А может быть, мне сменить помаду? — обрадовалась Таисия. Буравин устало посмотрел на нее, и она возбужденно продолжила. — Или нет. Давай поедем путешествовать. Вдвоем. В какую-нибудь экзотическую страну… Я понимаю, тебя заел быт. Все стало буднично, однообразно: каша на завтрак, жена в халате… Давай начнем все сначала, Витя! Дай мне шанс!
Буравин с грустью и даже жалостью посмотрел на Таисию.
— Боюсь, что мы опоздали, Тая… Это не поможет.
У Таисии окончился запал. Она посмотрела на Буравина и сказала уже тихо и жалобно:
— Ладно… Делай, как знаешь. Только я прошу тебя: не горячись, не руби с плеча. Ведь мы с тобой любили друг друга. Мы же были счастливы…
Буравин отвел взгляд, торопливо положил в портфель последние бумаги и произнес:
— Хорошо, Тая… Я подумаю.
Буравин вышел из комнаты, а Таисия еще долго стояла неподвижно, с грустью глядя ему вслед.
* * *
Анфиса, Зинаида и Полина сидели в кухне. Полине было неловко.
— Простите меня, Зинаида Степановна. Ради бога, простите. Я понимаю, что очень вас обидела… — пыталась извиниться Полина.
— Да полно вам извиняться, Полина Константиновна. Какие обиды. Уже все забыто, — говорила Зинаида.
— Нет-нет. Я виновата. Каждую минуту себя корю, что уволила Машу. Без нее нам совсем трудно. Без нее никак не справиться…
Полина умоляюще посмотрела на Зинаиду, но та отвела глаза.
— Да разве на Маше свет клином сошелся? — пожала плечами она. — В больнице полно квалифицированных медсестер, которые с удовольствием пойдут к вам работать.
Анфиса, глядя на Зинаиду, решила ее поддержать.
— Тем более, сын ваш вон уже сам ходит. Зачем теперь-то ему сиделка?
— В том-то и дело! Леша сумел встать на ноги, но каждый шаг причиняет ему страшную боль. Он не в силах ее терпеть. А Маша помогала ему… — голос Полины начал срываться.
Соседки переглянулись, и Зинаида, стараясь быть твердой, продолжала гнуть свою линию:
— Но вы и нас поймите. Мы с Машей говорили, и она больше не хочет к вам возвращаться. Да и я против. Разве это — дело для молодой девушки?
— Умоляю вас, повлияйте на Машу, уговорите ее! Моему сыну очень больно! Я не могу смотреть на его страдания. Вы мне отказали в прошлый раз. Но теперь мы пришли к вам всей семьей. Мы все вас просим: пожалейте Лешу… Или у вас совсем нет сердца? — глотая слезы, умоляла Полина.
Зинаида растерянно посмотрела на Анфису, ища поддержки. Она не знала, что предпринять. В ее сердце боролись гордость и сострадание. Попыталась поддержать подругу Анфиса:
— Мы все понимаем, Полина Константиновна, нам вас очень жаль, поверьте. Но сейчас не так трудно найти хорошую сиделку…
— Но нам нужна именно Маша. Это благодаря ей Леша встал на ноги… Она отдает ему столько заботы, столько сил… — намерение Полины было твердым.
— То-то и оно… — тихо пробормотала себе под нос Зинаида.
— И никакая другая сиделка не сможет помочь моему мальчику. Леша и сам это чувствует, — продолжила Полина.
Да что, моя Маша — волшебница, что ли? Пошепчет — и боль проходит? Она — обычная девушка: покормить больного может, погулять с" ним, белье поменять — для этого не надо быть семи пядей во лбу, — голос Зинаиды звучал недовольно. Полина грустно вздохнула:
— Вы не хотите меня понять. Как будто не слышите… А я уверена: если Маша не вернется, мой сын никогда не будет ходить! Он не сможет все время бороться с такой болью!
Полина села на стул и закрыла лицо ладонями, пытаясь справиться с подступающими рыданиями. Анфиса с жалостью посмотрела на нее.
120 
