17 
— Мы выполним все их требования, и нам вернут Лешу. Не звери же они! — Полина все еще надеялась.
— Пусть только объявятся эти гады. Получат по максимуму за каждый час, который Лешка у них провел.
— Ты с ума сошел! Ни слова милиции! Я запрещаю, — напомнила Полина. — Лишь бы Леша был жив…
Самойлов кивнул.
* * *
Смотритель с сыновьями размышляли над тем, что же делать дальше.
— План действий такой: завтра мы получаем деньги и быстро уезжаем из города, — сообщил отец.
— Совсем? — уточнил Толик.
— Совсем. Здесь, сын, нам больше нельзя оставаться. Деньги берем на рассвете, садимся в катер — и только нас и видели.
— А что с инвалидом делать будем? — поинтересовался Жора.
— Возьмем с собой, в заложники. Иначе нам не дадут уйти с такими деньгами. Свяжем, мешок на голову — и тоже в катер.
— Пап, может, все-таки отпустим его? — предложил Толик.
— Конечно, отпустим, — усмехнулся смотритель. — Когда будем в безопасности. В нейтральных водах, например.
Жора с Толиком спустились в подвал маяка.
— Ну что, пора собирать вещички, — сообщил Жора. — Завтра — прощай, мой дом родной.
— Я не могу так просто взять и уехать. Меня здесь многое держит, — признался Толик.
— Ты снова про свою Машу? Что за дурь опять! Я думал, что ты давно ее из головы выбросил.
— Не представляю, как буду жить, если хоть иногда не смогу ее видеть, — Толик вздохнул.
— Это — блажь. У нас будет куча денег, мы купим тебе хоть тысячу таких Маш! В Турцию приплывем — гарем заведешь.
— Не нужен мне гарем. Мне Маша нужна. Она одна такая.
— Глупости. Собирайся лучше, — скомандовал Жора.
— Я должен с ней хотя бы попрощаться, — сказал Толик и поднялся.
— Горбатого могила исправит. Смотри недолго! Толик ушел, к великому неудовольствию брата.
Толик пришел к дому Маши Никитенко и постучал в дверь. Открыла ему Маша.
— Толик? Привет. Сто лет не заходил. Как твои дела? — спросила она.
Когда они вошли в комнату, Толик, как обычно, протянул ей ракушку:
— Вот. Это тебе.
— Спасибо. Какая красивая. Давно же ты мне их не дарил, — улыбнулась Маша.
— А куда ты их деваешь? Выкидываешь, наверное? — спросил Толик.
— Что ты! Я их все храню. Смотри. — Маша открыла шкафчик и показала полочку с ракушками. — Когда я смотрю на них, мне кажется, я могу вспомнить всю свою жизнь.
— Честно говоря, не ожидал, что ты их собираешь, — смутился Толик.
— Я очень их ценю.
Маша положила новую ракушку на полку.
— Знаешь, может быть, это последняя ракушка… — вздохнул Толик.
— Почему? — удивилась Маша.
— Я… я не могу тебе пока сказать… Маша, а ты ко мне хорошо относишься?
— Конечно, что за вопрос?
— Представь, что я могу отправиться в кругосветное путешествие. И я приглашаю тебя поехать со мной. Ты согласишься?
— С удовольствием, — кивнула Маша. — Посмотреть мир — моя мечта, ты же знаешь.
— Ладно. Как только соберусь путешествовать, сразу же тебя позову.
— Ты меня удивляешь, Толик. Ты же никогда раньше из города не уезжал, — улыбнулась Маша.
— Все в жизни меняется, Маш. Значит, договорились путешествовать вместе?
Маша кивнула.
— Я пойду. Мне уже пора, — Толик почему-то успокоился и заулыбался.
— Удачи, — пожелала ему Маша.
Буравин по-прежнему сидел в тюрьме и по-прежнему не понимал, что же на самом деле происходит. На все вопросы следователя он отвечал одно и то же.
— Я не могу сказать ничего нового, — сообщил он в очередной раз. — А ты провел экспертизу?
— Да. На письме нет никаких отпечатков. Анализ клея не совпадает, — сказал следователь.
— Вот видишь! Тогда выпускай меня! — потребовал Буравин.
— Это еще ничего не значит. Преступник работал в перчатках. А клей ты мог выбросить.
— Пойми же! Я зря тут сижу. Сосредоточь лучше внимание на поимке настоящих похитителей, — посоветовал Буравин.
— Может, не будешь меня учить? Мы уже готовы были начать операцию по их поиску. Но Полина потребовала, чтобы милиция отошла в сторону. Боится, что Леша из-за нас пострадает.
— И ты ее послушал? — возмутился Буравин.
— Мы обязаны выполнять требования родственников. Я приостановил операцию на пару дней. Но телефон Самойловых поставил на прослушку.
— Как Полина? — спросил Буравин.
— Бьется в истерике, никого не слушает. Но без ее согласия я не могу подключать опергруппу.
17 
