48 
– Вы знаете, – в гостиную вошла Екатерина Игоревна, держа на подносе большой фарфоровый чайник, две чашечки с изящными ручками и вазочку с домашним печеньем, – я кое-что вспомнила. Присаживайтесь, пожалуйста, к столу.
Взяв пепельницу, Китаец пересел на стул. Бурлакова налила чай и тоже села за стол.
– Коля говорил, что Валентин музыкант, работает в цирке. Может быть, это вам поможет.
– Очень даже поможет, – улыбнулся Китаец, – спасибо.
– Угощайтесь, пожалуйста, – она пододвинула ему чашку.
– Когда вы видели Гудкова последний раз? – Китаец потушил сигарету и принялся за чай.
– Кажется, во вторник, – неуверенно произнесла Бурлакова. – Да, во вторник. Он позвонил, как обычно, вечером, трубку взял муж. Они недолго о чем-то поговорили, и Сеня сказал ему, чтобы он зашел к нам.
– Он пришел?
– Да, примерно через полчаса. Они с Сеней прошли к нему в кабинет и пробыли там почти целый час.
– Вы знаете, о чем они говорили?
– Семен сказал, что Николай снова просил денег, и он посоветовал ему всерьез заняться поисками работы.
– А сами вы не слышали их разговора?
– Нет, я же сказала, они говорили в кабинете.
– Семен Семенович всегда разговаривал с Николаем наедине?
– Первый раз, – растерянно произнесла Екатерина Игоревна.
– Замечательное печенье, – похвалил Китаец, пережевывая рассыпчатый кусочек. – Ваш муж часто бывал у Николая дома?
– Я не знаю, – она сделала неопределенный жест, – может быть, раз или два…
– Вы уверены?
– Почему он должен от меня это скрывать?
– А вчера?
– Что вчера? – не поняла Бурлакова.
– Вчера он был у Николая?
– Да, – кивнула она, – ему позвонили на работу и попросили приехать, чтобы опознать тело.
– Угу, – кивнул Китаец, – понятно. Значит, сам бы он к нему не поехал?
– Господи, – удивленно воскликнула Екатерина Игоревна. – Да что он там забыл-то?
– Да, действительно, – согласился Китаец, поднимаясь. – Благодарю вас, Екатерина Игоревна, вы очень мне помогли. Можете не провожать меня, – кивнул он и направился в прихожую.
– Вы же хотели поговорить с Семеном, – Бурлакова непонимающе округлила глаза и двинулась следом. – Он вот-вот должен подъехать.
– Я обязательно поговорю с Семеном Семеновичем, вы так ему и передайте, – с иронией в голосе ответил Китаец. – А сейчас у меня срочное дело. До свидания.
Он открыл дверь и вышел на лестничную площадку.
– И чай не допили… – раздосадованно шепнула Екатерина Игоревна, но Китаец уже не слышал ее.
* * *
Тарасовский цирк имени братьев Никитиных, отреставрированный в прошлом году к своему столетнему юбилею, сверкал новыми тонированными стеклами. Громадные вертикальные афиши по обеим сторонам фасада сообщали, что впервые в городе после успешных гастролей по Европе в цирке иллюзионный аттракцион под управлением Светланы Мирошниченко. На афишах была изображена женщина во фраке с котелком на голове, делающая таинственные пассы. Перед ней, удерживаемая магическими силами, в горизонтальном положении парила полуобнаженная ассистентка. Видимо, художник, трудившийся в поте лица над афишами, не успел вовремя опохмелиться, потому что фигуры и иллюзионистки, и ассистентки напоминали собственные отражения в кривом зеркале. А может, все было так и задумано?
Фонтан, стоявший на площади перед цирком в окружении бронзовых зверей, уже работал. Он представлял собой одуванчик, с которого налетающие порывы ветра срывали струи-пушинки и холодным мелким дождем осыпали площадь.
Китаец не без труда проник в помещение цирка через служебный вход. Ему вежливо, но решительно объяснили, что оркестранты репетируют. Все-таки Китаец уломал почтенных лет тетушку, в деле убеждения которой не последнюю роль сыграла его лицензия. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он услышал отголоски бравурной музыки. Китаец сделал небольшой вираж по широкому коридору, миновал пустынный парк зеркал, томившихся в ожидании посетителей, нашел одну из дверей, за которой точно под крышкой волшебной шкатулки неистово пели смычки и гудел барабан, и смело толкнул ее. Попал в небольшой коридорчик, служивший, по всей видимости, раздевалкой. Добрался до еще одной двери, открыл ее и очутился в оркестровой ложе.
Первое, что впечатлило Китайца, была изломанная творческими судорогами фигура дирижера. Его палочка, занесенная над музыкантами в твердом командном жесте, напомнила Китайцу указующий перст Ильича, чей гигантский памятник, высящийся на центральной площади города, до сих пор вызывал слюнки у «героической» когорты озлобленных коммунистов.
48 
