– Значит, это не они вас ранили? – в очередной раз переспросил капитан.
– Нет, – в очередной раз отмахнулся священник. – Там похуже дела. Там люди голые по камышам бегают! Несколько сотен голых людей! Представляете?!
– Зачем? – изумился капитан.
– За мной, – убито признался священник.
– И что, все несколько сотен – за вами? – не мог поверить капитан.
– Все – за мной, – обреченно кивнул священник.
Капитан поспешно переменил тему.
Потом отца Василия попросили подождать, и он слышал, как шушукались между собой милиционеры. Потом, судя по всему, капитан решился-таки позвонить среди ночи начальнику ГУВД, и вот после этого звонка все изменилось.
– Идите-ка вы домой, – не глядя священнику в глаза, предложил капитан. – Так будет лучше… Для вас в первую очередь.
Отец Василий попытался поймать его взгляд, но не смог и понял, что капитан, по сути, прав и ему пора уходить, потому что ничего другого ему менты не предложат. Вот только очень болит плечо…
* * *
Дежурный милицейский «уазик» довез священника прямо до больницы, и здесь, едва открыв дверь приемного покоя, отец Василий понял: от судьбы не уйдешь. Прямо перед ним стоял многострадальный молодой хирург Евгений.
Евгений дикими глазами глянул на окровавленное плечо отца Василия и схватился за голову.
– Что на этот раз? – дернув кадыком, спросил он. – Бокс или, может быть, плавание?
– Бег с препятствиями, – попытался отшутиться священник, но понял, что Женю все одно в ближайшую пятилетку никому не развеселить.
– Там не за что уже шить, – страдальчески посмотрел на него хирург. – Одно рванье! Что вы со мной делаете?!.
* * *
Он вернулся в храмовую бухгалтерию, пропахший потом, целым набором медикаментов и этим мерзким цветочным духом. У Ольги хватило-таки настойчивости, чтобы засунуть его в маленькую оцинкованную ванну и хоть немного отмыть. Отец Василий клевал носом и норовил задремать прямо здесь, под звуки сбегающей по телу теплой струи из чайника и мерное поглаживание мочалки в ласковых Ольгиных руках.
– Не спать! – неожиданно жестко обрывала его сонные видения жена, и отец Василий по-детски обиженно хлюпал носом и моментально проваливался в сон опять.
А потом Ольга оттащила его в постель и до самого утра просидела рядом, глядя, как вздрагивает и покрывается холодным потом большое сильное тело ее мужа, а сам он то плачет, то грозит кому-то неведомому…
* * *
Ольга не разбудила его ни в шесть, ни в семь… И когда отец Василий проснулся, за окном сияло яркое зимнее солнце.
– Не вставайте, – сразу предупредила его попытку вскочить жена. – Алексий и сам управился.
– Управился? – изумился священник. – А который час?
– Половина второго.
– Дня?! – подлетел в постели отец Василий и тут же рухнул обратно: жена была права – можно уже не вставать.
Но поспать еще ему так и не удалось – минут через пятнадцать пришел Костя. Главврач районной больницы сел рядом и с полчаса прощупывал и простукивал друга и в конце концов дошел до того, что начал проверять рефлексы.
– Ты неважно выглядишь, Мишаня, – сказал он.
– Догадываюсь, – отозвался отец Василий.
– А что это за байки ты в милиции рассказывал? – искоса глянул в сторону попадьи Костя.
– Это насчет голых людей? – сразу догадался священник.
– Помнишь… это хорошо… – удовлетворенно вздохнул Костя. – Их что, действительно было так много?
– Сотни четыре, – приуменьшил на всякий случай отец Василий. Он уже видел вчера, как реагируют люди на правдивые оценки.
– А вчера в милиции ты говорил восемь-девять…
«Уже стуканули, негодные!» – подумал отец Василий и устыдился: другу можно было и не врать.
– Ты у психиатров никогда не наблюдался? – спросил Костя.
Отец Василий внимательно посмотрел другу в глаза: они были строги и взыскательны.
– Нет, Костя, никогда… и если ты думаешь…
– Я ничего не думаю, – оборвал его патетическую речь в самом начале Костя. – Но, как врач, считаю: тебе нужно отдохнуть. И основательно.
– Ты же видишь, чего они творят! – с мольбой и надеждой во взоре посмотрел священник на друга – Костя должен был видеть; он ведь не чета остальным…
– Вижу, – вздохнул Костя. – Десять тысяч рабочих мест они уже пообещали, а еще немного, и они, как великий Мао, станут народу десять тысяч лет счастья обещать… Афера, она и есть афера.
Отец Василий возликовал: он был почти счастлив, что не ошибся в товарище.