Люди даже не пошевелились. Они все видели и слышали, но ни один не откликнулся на страстный призыв православного священника; никто даже не возразил – так, словно его и не было перед ними.
– Прекратите! – заорал священник. – Хватит! – Он метнулся к человечку, чтобы выбить чашу из его рук, и в этот миг костолицый заговорил.
– Взять его! – только и сказал он.
Люди кинулись к нему с такой готовностью, словно отрабатывали эту команду месяцами. Отец Василий отшвырнул одного, второго… вырвался и запрыгнул на сцену, отбил еще одну атаку, еще… но они шли и шли.
– Что вы делаете? Опомнитесь! – кричал он. – Побойтесь бога! – И как последний жест отчаяния: – Вы же все меня знаете!
Но все было бесполезно. Они слышали каждое его слово и тем не менее слепо исполняли приказание своего «апостола». Отец Василий не мог их даже ударить, потому что это был бы для него несомненный проигрыш – сразу и навсегда. И наступил момент, когда на него навалилось одновременно десять или двенадцать человек и он просто не смог устоять на ногах.
– Эй, ты! – заорал отец Василий во всю мощь своих легких. – Как тебя… Борис! Что ты прячешься за невинных?! Иди ко мне, и решим все как мужики! Не прячься!
Но никто на его призыв не откликнулся, и, лишь когда на руках и ногах священника повисло человек по пять и он был совершенно обездвижен, костолицый подошел.
– Вот и все, – навис он над поверженным на дощатый пол противником и, повернувшись к своим адептам, размеренно и громко произнес: – Никто, кроме причастных, не может здесь находиться… Причастите его.
К отцу Василию подошли и закатали левый рукав. Маленький человечек поднес нож, и священник увидел, что он кривой, определенно старинный, с желтой костяной ручкой, инкрустированной плохо ограненными, почти непрозрачными камнями. «Господи, спаси и сохрани!» – взмолился он. Но все было напрасно. Человечек сделал священнику длинный надрез и аккуратно сцедил в чашу немного крови.
– Язычники! – хрипел священник. – Прислужники сатаны!
* * *
Он лежал так бесконечно долго, минут пятнадцать, выворачивая голову и пытаясь понять, что его ждет дальше, пока чаша не прошла по кругу.
– А теперь, братья и сестры мои, – провозгласил костолицый, – испейте из освященной мною, апостолом господним, чаши…
И «братья и сестры» послушно принимали чашу со смешанной пополам с вином кровью и торжественно прикладывали ее к губам – так, словно она и впрямь была освящена апостолом.
– Богохульник! – выдавил священник. – Помни, что сказал Христос! Горе тому, кто соблазнит малых сих, ибо лучше ему тогда не родиться на свет!
– Причастите и нашего нового брата, – без тени усмешки произнес костолицый, и к губам священника поднесли чашу.
Отец Василий отвернулся.
– Пей! – подошел к нему вплотную костолицый.
– Прислужник сатаны! – презрительно скривился священник.
– Пей, брат! – еще громче и еще значительнее произнес костолицый.
– Да пошел ты!.. – от души послал мерзавца отец Василий.
И тогда костолицый обхватил голову священника своими жесткими пальцами, насильно отклонил его голову назад и влил в рот пряно пахнущей жидкости.
– Вот и все, – удовлетворенно произнес он. – Теперь хочешь ты этого или не хочешь, а одним из нас стало больше. – Он обернулся к остальным. – Приветствуйте брата своего!
* * *
Ему пришлось присутствовать на этом собрании до конца. До самого конца…
– С нами бог! – кричал костолицый, вздымая руки к небу.
– С нами бог! – вторили ему адепты.
– С нами бог… – сами собой шевелились губы священника.
– Нет греха! – кричал костолицый, и люди вторили ему, искренне веря, что смогут избежать обвинения на Страшном суде, что бы ни сотворили в своей короткой и безумной жизни.
– Братья и сестры! – призывал костолицый. – Возлюбите друг друга, и пусть брат увидит господа в сестре, и пусть сестра увидит господа в брате!
И снова начался этот Апокалипсис.
Запели за кулисами скрипки, заухали барабаны, и люди, потеряв разум, кинулись один на другого.
– Иди ко мне, брат… – жарко прошептали в ухо отцу Василию.
Он обернулся: на него смотрели огромные ярко-синие глаза; он таких не видел во всю свою жизнь.
– Увидь господа во мне, – ласково попросили глаза. – Как я вижу его в тебе… Пожалуйста…
– Изыди… – сглотнул священник.
– Иди ко мне, возлюбленный мой, – сказали глаза. – Плодитесь и размножайтесь, так повелел нам господь…