Священник с трудом отбился и обвел толпу стремительно заплывающим глазом, но определить симпатии было сложно. «Надо собраться! – сказал он себе. – Что это я крылышки опустил». И уже к следующей атаке костолицего был готов.
Он одолел сектанта обманным приемом, которому научил его начфиз лет десять тому назад. И не успел костолицый подумать, что его взяла, как оказался подмятым ста двадцатью килограммами живого веса.
– Ну что, схлопотал, отродье сатаны?! – злорадно выдавил священник и буквально в следующий миг сам оказался на спине.
Он лежал и чувствовал себя где-то не здесь. И не потому, что отбил легкие и ударился о заснеженный лед головой… он узнал эту хватку. Он узнал этот прием. А главное, он узнал эти руки. Костолицый и был тот самый человек, что напал на него темной ночью в нижнем храме, а потом исполосовал стены сплошным косым орнаментом!
– Рано радуешься, поп! – навалился на него костолицый и начал выкручивать руку противника на излом, еще не осознав, что небесное провидение опять приняло сторону отца Василия.
Потом священник не сумеет объяснить это даже себе, но, вопреки неумолимой логике борьбы, он вывернулся. И нанес костолицему такой удар в лицо, что тот отлетел метра на два, а толпа разом, в одну глотку ухнула! Священник поднялся сам, затем поднял костолицего и нанес второй, еще более сокрушительный удар! Толпа буквально зашлась от восторга!
– Давай, поп! – заорали шанхайские. – Поставь его в позу!
Священник нанес третий и далеко еще не последний удар, когда его схватили за горло и потащили назад.
– Мужики! – заорал он. – Наших бьют! – сейчас он отдал бы все, лишь бы завершить этот бой.
Но никто не откликнулся на его призыв, и, лишь когда его протащили метров пятнадцать, священник понял, почему: на льду, отгоняя мужиков от костолицего, вовсю орудовали менты.
То ли по случайности, то ли еще почему, но они навалились именно в тот момент, когда до победы оставались какие-то мгновения. Отца Василия посадили на доски причала, изо всех сил прижимая спиной к металлическому ограждению, чтобы не убежал, и тогда он заплакал. Они отняли у него его победу. Они не дали народу раз и навсегда увидеть, на чьей стороне правда. Они обесценили все, ради чего он пал столь низко, чтобы участвовать в кулачном поединке.
* * *
На этот раз над его лопнувшими швами колдовал один Костя. То ли пожалел молодого хирурга, то ли еще по какой причине.
– Я купил-таки тебе суперклей, Мишаня! – весело заглянул он товарищу в глаза.
Поп не ответил.
– Импортный… Прикинь, какая прелесть, никаких швов! Специальный, медицинский… Фильтрация свободная, а рану стягивает, что твой пластырь!
Отец Василий смотрел на выложенную белым кафелем стену операционной и молчал.
– Я думал, ты обрадуешься, – обиженно протянул Костя. – Говорят, с этим клеем даже спортом заниматься можно… Я ведь его специально для тебя в Москве заказал. Что с тобой, Мишка?
– Спасибо, Костя, я слышу… – откликнулся священник. – Ты извини, но у меня сегодня был тяжелый день…
* * *
Отца Василия продержали в больнице всего три дня. Импортный чудо-клей, как оказалось, обладал еще и стойким бактерицидным действием, и рана стала выглядеть более чем прилично. Но, перед тем как выписать товарища домой, Костя тщательно проверил, нет ли кого за дверью палаты, и присел к отцу Василию на кровать.
– Ты бы не зарывался, Мишаня, – мягко попросил он.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился священник.
– Там, – он кивнул в потолок, – тобой недовольны; могут быть проблемы…
– Откуда ты знаешь, Костя, что происходит там? – усмехнулся священник и тоже поднял голову наверх. – Этого даже я не знаю, хотя и служу господу каждый отпущенный мне день…
– Не юродствуй! – оборвал отца Василия главврач. – Ты прекрасно понимаешь, что я говорю про Медведева!
– А откуда ты знаешь, что там думает Медведев? – поинтересовался священник и понял, что попал в точку: Костя разозлился и покраснел.
Костя начал пороть всякую ерунду про то, что, мол, земля слухами полнится, но отец Василий быстро привел его в реальность:
– Подожди, Костя, не тараторь. Тебе что, велели мне это передать?
– Ну а если и так? – сглотнул Костя. – Что здесь такого?
– И ты после этого называешь себя моим другом? – сжал челюсти священник.
– Если бы я не был тебе другом, – обиделся главврач, – я бы как раз-то и молчал. Но я беспокоюсь о тебе, пойми, садовая голова!