34 
– Неужели твоим пациентам настолько не повезло?
– Пациентам всегда должно не везти, – назидательно сказал я. – Если им будет везти – врачи могут остаться без работы. Но я не хочу говорить о них сейчас в принципе. Сейчас я хочу говорить о любви.
– Господи! – сказала со вздохом Марина. – Что ты знаешь о любви?!
Я порывисто притянул ее к себе и сжал в объятиях. Тугие темные пряди волос, пахнущих каким-то сладким опьяняющим ароматом, коснулись моего лица. Я нашел губами ее губы, мягкие и горячие, и впился в них долгим сумасшедшим поцелуем. Где-то совсем рядом я увидел огромные, заволакивающиеся дымкой глаза...
И в эту минуту затрещали кусты, послышался сдержанный невнятный мат – и мы отпрянули друг от друга, точно застигнутые врасплох школьники.
На тропинку вышел он – вдребезги пьяный мужик с лицом, напоминающим бульдозер. На волосах его налипла паутина, в углах губ блестела слюна, глаза смотрели безумно и подозрительно. Казалось, он уже давно живет в зарослях и отвык от человеческого общества.
– Где здесь... главная арена? – мрачно спросил он, еле ворочая языком.
– Что вы имеете в виду? – вежливо поинтересовался я.
Он с минуту разглядывал меня уничтожающим, разъезжающимся взглядом, а потом длинно выругался и сплюнул в траву.
– Стоят тут! – заявил он раздраженно и пошел куда-то по тропинке, шатаясь и сыпя ругательствами.
Марина, не выдержав, расхохоталась и, схватив меня под руку, увлекла в противоположную сторону.
– Видишь, как ты был не прав? – улыбаясь, сказала она. – Давай все-таки говорить о работе...
Я был смущен и раздосадован.
– Похоже, только это и остается, – сердито сказал я. – В этих зарослях людей больше, чем травы...
– Ты, как всегда, преувеличиваешь. Травы все-таки побольше... И, однако, что у тебя новенького? Мне правда интересно.
Некоторое время мы молча шли по тропинке сквозь узорчатую сеть лиственной тени. Марина весело поглядывала на меня, ожидая, может быть, какого-то забавного рассказа. Но меня озаботило новое обстоятельство. Уже давно меня подмывало признаться Марине в своем промахе, но по многим причинам я не решался этого сделать. Видимо, мое молчание было красноречивым, потому что Марина, нетерпеливо подергав меня за рукав, сказала капризно:
– Ну что ты так загадочно молчишь? Я же вижу, что у тебя есть что-то на уме? Выкладывай, а то я умру от любопытства.
– Мне действительно есть что рассказать, – сумрачно пробормотал я. – Но, боюсь, ты умрешь, когда это услышишь. Дело в том, что я опять влез в одну историю.
– Только не говори, что ты опять затеял частное расследование! – поспешно сказала Марина.
– Ну... тогда, собственно, рассказ уже закончен, – виновато ответил я.
Марина остановилась, с неожиданной силой развернула меня к себе лицом и строго уставилась мне в глаза.
– Немедленно скажи, что ты пошутил! – потребовала она. – Я еще не пришла в себя от твоего первого расследования!
– Нет-нет, здесь нет ничего опасного, – заверил я. – Частный случай. Просто опять я попал впросак, и меня мучает совесть.
– У тебя опять похитили женщину? – догадалась Марина.
– Слава богу, нет, – поспешил я ее успокоить. – Просто однажды на вызове мне предложили убить человека.
На лице у Марины промелькнуло изумление, недоверие и даже ироническое выражение – она все-таки решила, что я шучу.
– И ты не смог отказать, конечно? – с пониманием произнесла она.
– Отказать-то я как раз смог, – вздохнул я. – Но я не принял никаких мер, и человека убил кто-то другой.
И я рассказал Марине все, начиная от визита в высотку и кончая рекомендациями Чехова. Я ожидал бурной реакции и уничтожающих слов, но Марина, к моему удивлению, выслушала рассказ очень внимательно и заинтересованно – лицо ее сделалось задумчивым и печальным.
– Ты что-нибудь узнал о ком-то из троих? – спросила она. – Какие-то неожиданные подробности?
– Да ничего я не узнал, – пожал я плечами. – Со Светлышевым и Виноградовым виделся, но ничего подозрительного в их поведении не заметил, а Четыкин... Мы в разных сменах, видимся крайне редко. Если я вдруг начну его специально разыскивать, он сразу поймет, что дело нечисто. Не знаю, собственно, что и делать... Не по зубам мне этот орешек, как видно.
– А что он за человек, этот ваш Четыкин? – сосредоточенно спросила Марина.
– Боюсь, что здесь я буду слишком субъективен, – заметил я. – Человек он очень неприятный, нелюдимый и несимпатичный. Такого сразу хочется записать в убийцы.
34 
