Я немного удивился. Макаров редко вызывал сотрудников к себе в кабинет. Руководителем он был весьма демократичным, общение предпочитал ненавязчивое и без подчеркивания своего начальственного положения. Отношения в терапевтическом отделении между коллегами были скорее товарищескими, чем служебными. Может быть, этому способствовал и сам Игорь Станиславович, державшийся ровно и доброжелательно с самой последней санитаркой, а в кадровой политике делавший упор на привлечение в отделение сотрудников молодых, энергичных и коммуникабельных.
Обилие в отделении молодых, спортивного вида врачей-мужчин в сочетании с мягкостью и утонченностью манер Игоря Станиславовича давало пищу для злых языков, которые усматривали в этом весьма нетрадиционную подоплеку. Своего мнения по этому вопросу у меня еще не сложилось, поскольку никаких доказательств ни в пользу традиционного, ни в пользу нетрадиционного варианта попросту не было. Мы общались с Макаровым довольно часто, но беседы наши касались исключительно рабочих моментов. Как говорится, ничего личного.
В кабинет Макарова я вошел безо всяких задних мыслей. Он сидел на вертящемся полукресле за письменным столом и курил тонкую ароматную сигару, аккуратно стряхивая пепел в изящную маленькую пепельницу из горного хрусталя. Окно было открыто, и синий дымок ленивой струйкой уплывал наружу, где развеивался теплым августовским ветром, несущим в комнату вяжущий аромат дубовой листвы.
Курение в нашей клинике абсолютно не поощрялось, но некоторые сотрудники благополучно предавались этому пороку, не афишируя его, но и не особенно скрываясь. Я знал нескольких таких людей – все они занимали различные должности, необязательно начальственные. Каким закономерностям подчинялось снисходительное к ним отношение, мне так и не удалось понять. Но Макаров был одним из этих счастливцев. Увидев меня, Игорь Станиславович отложил сигару, поднялся и, шагнув из-за стола, радушно пожал мне руку.
– Привет, Володя! – сказал он бодро, но с некоторым смущением. – Может быть, присядешь?
– А кто хозяин? – удивился я. – Мое дело маленькое, прикажете – присяду, прикажете – по стойке «смирно» буду стоять.
– Да брось ты! – рассмеялся Макаров и хлопнул меня по плечу. – Но, пожалуй, ты прав – садиться не обязательно. Разделаемся уж сразу...
– С чем разделаемся? – поинтересовался я.
Макаров посмотрел на меня внимательными мудрыми глазами.
– Да вот, понимаешь, вызывают нас с тобой на ковер. Штейнберг вызывает.
Я вытаращил глаза.
– А в чем я провинился? – В голову мне почему-то сразу пришли компьютер, коварный Хоменко и приказ об увольнении.
– Вообще-то это я хотел у тебя спросить – в чем, – улыбнулся Макаров.
– Я чист, как новорожденный младенец, – категорически заявил я. Мое гражданское сознание еще не созрело для добровольных признаний.
– Ну, тем лучше, – с облегчением вздохнул Макаров. – Тогда пойдем, так и скажем старикану...
– Но ты в самом деле не знаешь, Игорь Станиславович, чего он от меня хочет? – подозрительно допытывался я по пути.
– Абсолютно, – отвечал Макаров. – Но тон у старика был весьма суровым.
Мне оставалось только гадать. Однако интуиция подсказывала, что причина может быть только одна – я со своими поисками где-то засветился. Тогда я размотал в памяти всю цепочку.
Четыре дня назад я появился у Марины с букетом цветов и с дискетой в кармане. Она открыла дверь, явно меня не ожидая. На ней был простой ситцевый халат, а волосы влажны и не расчесаны. Как всякая женщина, она прежде всего была раздосадована, что ее застали в таком неподготовленном виде.
– Я тебя не ждала! – заявила она с упреком. – И затеяла стирку. Будешь теперь сидеть один и терпеливо ждать, пока я закончу и приведу себя в порядок. Положи цветы на тумбочку – у меня руки мокрые.
Я послушно выполнил распоряжение и поспешил ее обнять, пока она не скрылась в ванной комнате, где с негромким шумом работала стиральная машинка.
– Да отпусти же! – сердито сказала Марина, уворачиваясь от моих объятий.
В разрезе халата на мгновение мелькнула маленькая острая грудь. У меня перехватило дыхание, и я сейчас же забыл о цели своего визита.
– Ты сумасшедший! – пробормотала Марина немного погодя, когда мы сумели прервать наш затянувшийся поцелуй. – Ты живешь беззаботно, как птица, подчиняясь только своим желаниям. Но я не собираюсь идти у тебя на поводу. Сегодня у меня хозяйственный день, и планов я не изменю, учти это!