– А что за адрес?
– А ты не дрейфь – сюрприз будет, – прищурился он. – Так едем?
– Поехали, раз так.
Пришлось сказать Инне, что меня вызывают на консилиум в подотчетную нам поликлинику, и срываться как можно скорее.
Мы проехали практически пол-Москвы и выехали на окраины. Начались какие-то неприглядные промзоны и запорошенные снегом предместья. Наконец мы свернули на боковую дорогу и, немного поплутав, уткнулись в высокий бетонный забор. Индустриальный пейзаж украшала дымящая труба, которая упиралась в серое небо.
– Что это? – спросил я, содрогаясь от неприятных каких-то предчувствий.
– Крематорий, – торжественно ответил Чехов и заглушил мотор. – Вылазь, пойдем знакомиться.
Я послушно вышел, глядя на дым, коптящий небо. Я, кажется, понимал, зачем мы здесь. Чехов запер машину, и мы молча пошли к проходной. Там закутанный в доху дед строго спросил у нас пропуск. Чехов показал ему красную корочку, и мы беспрепятственно вошли на территорию. Вход в основное здание был так же мрачен, как и само предназначение этого заведения. Непонятно было, почему оно находится так далеко от всяческих медицинских учреждений. Об этом я и спросил Чехова.
– Это только на первый взгляд – далеко, – ответил он. – Вон, посмотри. – Он махнул рукой в сторону заснеженного леса.
Если внимательно присмотреться, то в лесу виднелись какие-то несимпатичные постройки.
– Это что? – опять поинтересовался я.
– Это тубдиспансер.
– А почему в таком странном месте? За городом? Как сюда люди-то добираются?
– Все-таки наивный ты какой-то, Ладыгин. Как могут, так и добираются. Иногда их привозят. Это тебе не ваша элитная шарага, где людей режут за большие деньги. Здесь клиент совсем другой. Тубик – болезнь бомжей в основном.
– Это я знаю, но...
– Ну, и что ты встал как вкопанный? – строго спросил он у меня. – Пошли уже.
– Скажите, Юрий Николаевич, а какое отношение имеет «Эдельвейс» к этому неприятному месту?
– Как обычно – по персональному вызову машины приезжали сюда за выручкой.
– Стоп, а какая здесь выручка? Это разве коммерческое предприятие?
– Правильно мыслишь, Владимир Сергеевич! То-то и оно. Меня этот факт больше всего и зацепил. Поэтому и стал это место раскручивать. Но ехать сюда одному – удовольствие сомнительное, поэтому и тебя прихватил. Ты же врач и во всем гораздо лучше разбираешься.
– То есть у нас есть возможность узнать, что здесь делали инкассаторы, что привозили или что увозили, – я так понимаю?
– Так. Но можно подумать, ты сам не догадываешься, для чего сюда машина приезжала. Кроме как от трупов избавляться, здесь больше делать нечего.
– Да, конечно. – Мысли мои отчего-то путались. Не ясно, то ли от неприятного запаха, то ли от нахлынувших воспоминаний о том, что уже затерлось в душе временем.
Мы потянули тяжелую скрипучую дверь и вошли в темный и абсолютно пустой коридор. Долго раздумывали, в какую сторону податься, и наконец пошли в том направлении, где из-под двери пробивалась тоненькая полоска света.
Не успели мы пройти и полтора метра, как за нашей спиной раздался строгий голос:
– Молодые люди, а вы что здесь делаете?
* * *
– Повернись, козел, и получи, как мужчина! – орал в бешенстве Воронцов, вцепившись в плечи Головлеву.
Тот, не поворачиваясь, схватил Кирилла за локти и с неожиданной силой перебросил его через себя. Кирилл грохнулся плашмя на покрытый паласом пол и сильно отбил себе спину. На секунду у него потемнело в глазах от боли, но только он увидел движущуюся мимо его лица ногу Головлева в лакированном пижонском ботинке, как вцепился в нее изо всех сил и дернул на себя. Головлев, подтвердив поговорку «Чем больше шкаф, тем громче падает», со страшным шумом рухнул ничком, успев, однако, выставить вперед руки.
– Ах, ты... – взвился он, лягнув ногой прямо в лицо Кирилла, который не успел отпрянуть.
Из носа Воронцова немедленно полилась кровь, а на скуле стал лилово наливаться огромный синяк.
– Стой, падла, – шипел он, стараясь задержать Головлева, который опять пытался покинуть поле боя.
– Что-о?... – обернулся тот.
Он подбежал к Кириллу, который так и не мог встать, и с разбегу пнул его в живот, размахнувшись, как по мячу.
Воронцов охнул и согнулся пополам.
– Ползи, говно, к своей шлюхе и передавай привет сладкой жопе от моего члена. Он по ней скучает. – Головлев снова рассмеялся и пошел прочь по коридору.