20 
– Очень даже логично, гражданин участковый, – оживился Пашутин. – Вот где в самом деле нужно искать корни. Вот где истинное зло кроется. Правда, она глаза колет, и они решили честного человека – Гусева – подставить.
– А может, они его и наняли? Не сами же краской мазали? – вскинул победно брови Белоусов.
– Гусев не мог! – буквально взвился на своем стуле Пашутин. – Гусев – представитель народа…
– Праведный гнев народа, так вы вроде вещали, а? – не дал договорить коммунисту участковый. – Взял и смог. Чтобы свой гнев излить на эксплуататоров и иже с ними.
– Послушайте, Павел Борисович, – поднявшись на ноги и остановив жестом все прения в комнате, сказал отец Василий. – Вы куда-то клоните. Только вот я не пойму куда? Чего вы добиваетесь этой странной беседой?
– Я пытаюсь, отец Василий, разобраться, – ответил участковый. – К тому же вы сами не так давно советовали мне не выносить сор из избы, не увлекаться официальными расследованиями и бумагами, щадя самолюбие односельчан в целях их покоя и хорошего настроения.
Отец Василий понял, что Белоусов откровенно издевается. Возможно, попытка запугать, запутать, заставить отказаться от претензий была логичной. Но причина этих действий лежала как раз в другом. В нежелании канителиться с нормальным расследованием, которое из-за неопытности лейтенанта ничего не даст. Не хочет портить в своем Управлении репутацию? Возможно. Но только откуда в нем такое пренебрежение ко всем сторонам, участвующим в этой странной беседе? По какой-то не совсем той дорожке пошел молодой участковый. Итог разыгранного фарса был священнику совершенно ясен. Продолжать в нем участвовать он не собирался.
– Я вас понял, Павел Борисович. И надеюсь, что понял правильно. Бог и ваше начальство вам судья, если вы пренебрегаете служебным долгом и не хотите заниматься этим делом. Мы не будем жаловаться. Ни к чему это. Мы и сами разберемся в том, кто прав, а кто виноват. Существуют и другие виды наказания, кроме административного и уголовного.
С этими словами отец Василий вышел из опорного пункта и пошел домой. Его догнал Кузьмич и некоторое время шел рядом с удрученным видом. Сзади хлопнула дверь опорного пункта. Священник оглянулся и увидел, что на улицу вышел взбешенный Овчаров.
– Вот и еще один не выдержал, – прокомментировал Кузьмич.
– Не стоит гневаться и гневить других, – сказал священник. – В конце концов, ничего очень страшного не случилось, из-за чего стоило бы впадать в грех. Это ведь грех гордыни прежде всего. Нам стыдно и неудобно перед односельчанами, что с нами так поступили, испортили праздник, испачкали стену клуба. Гордыня это. Надо просто делать свое дело, и все, а прихожане сами разберутся, кого винить, а кого нет. Если посчитают, что батюшка не соответствует, значит, я просто уйду и освобожу место другому священнику. Более мудрому и опытному.
– И вы готовы вот так, без борьбы, сдаться? – удивился Кузьмич.
– О какой борьбе может идти речь? Не бороться надо, а поступками, смирением и верой доказывать людям, кто ты есть. Вот и я впал в гнев, раз говорю такое, – поморщился отец Василий. – Не доказывать, а показывать. Показывать пример. Так что, Кузьмич, не расстраивайся. Покрасим мы стену клуба, завтра же покрасим, а ты готовься к началу занятий воскресной школы в следующую субботу. Будем делать, что наметили, невзирая на препятствия.
Следующий день прошел в повседневных заботах. О вчерашнем напомнил только Овчаров, приславший двух рабочих с краской, которые должны были покрасить стену клуба. Отец Василий улыбнулся. Молодец предприниматель, не побоялся, что этот поступок расценят как доказательство вины и попытку ее загладить.
Но через два дня стало ясно, что тайный злоумышленник не успокоился. К отцу Василию прибежал Кузьмич с таким виноватым видом, будто сам совершил нечто предосудительное. Священник напрягся, готовясь к новым неприятным известиям.
– Батюшка, я даже не знаю, как вам и сказать о таком, – начал мямлить Кузьмич, озабоченно ероша от волнения свою и так не очень опрятную шевелюру.
– Говори, Кузьмич, как есть. Я готов встретить любые испытания, какие бы ни были мне ниспосланы свыше. Смиренно относись к ним и ты. Так что стряслось?
– В клубе опять кто-то… в общем, осквернили помещение.
– Как осквернили-то, что ты тянешь?
– Кто-то забрался в музыкальный класс и посреди пола… справил нужду.
20 
