Полунин, выслушав Томашевского, тут же набрал номер телефона и попросил секретаршу:
– Лена, найдите, пожалуйста, Сатарова и пригласите его ко мне в кабинет.
– Кто такой Сатаров и зачем он нам тут? – удивленно переспросил Томашевский.
– Это еще один крупный акционер, – пояснил Полунин, – моим и его людям принадлежит девяносто процентов акций предприятия.
Через несколько минут в кабинете появился Сатаров.
Полунин кратко изложил ему ситуацию.
– Таким образом, господин Томашевский является крупным кредитором, который собирается предъявить иск в ближайшее время и заверяет, что сможет даже обанкротить нас. Если…
Полунин перевел взгляд на Томашевского, который с видимым равнодушием наблюдал за происходящим.
– Если мы не согласимся на его второе предложение. Озвучьте его, господин Томашевский.
Президент «Томотекса» снисходительно улыбнулся и заявил:
– Я предлагаю в счет погашения долгов передать мне пакет акций завода в размере не менее тридцати процентов.
Пораженный Сатаров уставился немигающим взглядом сначала на Полунина, потом на Томашевского и произнес:
– Ты что, ох…л, дядя? Ты хоть сам понимаешь, что лепишь? Ты за кого нас тут держишь – за сопляков уличных, раз такую туфту задвигаешь?
После столь эмоциональной реплики Сатарова улыбка на лице Томашевского стала еще снисходительней.
– Вам не кажется, Владимир Иванович, что вы зря пригласили этого, так сказать, акционера? – спросил он у Полунина. – По моему, он в своем развитии остался где-то там, на уровне уличной банды, из которой он сюда и пришел.
Полунин усмехнуся:
– Зря вы так, Альберт Николаевич. Думаю, что вы мало знаете Олега Григорьевича и поэтому его недооцениваете. Что касается его высказываний, то признаюсь вам честно: ваше предложение вызвало у меня сходную реакцию, просто я старше моего коллеги и смог удержаться от резкостей.
Улыбка на лице Томашевского из снисходительной превратилась в злобную.
– Что ж, удивляться здесь нечему, – заявил Томашевский, – я знал, с кем имею дело. Мне сообщили, что большинство хозяев завода являются или бывшими уголовниками, или выходцами из новой бандитской среды. Но хочу вам заявить сразу, что за свою жизнь я встречался с разными людьми. Поэтому если вы готовы обсуждать мое предложение, я к вашим услугам, если нет, то я не новичок в бизнесе и готов ко всему.
В кабинете возникла тягостная пауза, которую нарушил Полунин:
– Один вопрос, Альберт Николавич.
– Да, пожалуйста, – холодно ответил Томашевский.
– Когда год назад я пришел к вам в кабинет с вопросом об отсрочке долгов, вы согласились с моим предложением, – напомнил Полунин.
– Да, разумеется, – ответил Томашевский, – и думаю, что теперь ваша очередь согласиться с моим предложением. Думаю, что мы вместе сможем сделать это предприятие процветающим.
– А почему тогда вы не сделали предложение стать акционером? Завод остро нуждался в инвестициях, и ваше участие тогда стало бы для нас благом.
– А по-моему, ответ очевиден, – снова взорвался Сатаров. – Этот дядя хочет купить все сразу и по дешевке. Он подождал, пока мы сделаем всю черновую работу, вложим свои бабки, а потом пришел на все готовенькое делать, так сказать, предприятие процветающим, – закончил Сатаров с иронией в голосе.
Томашевский промолчал, игнорируя высказывание Сатарова. Вместо него ответил Полунин, глядя прямо в глаза Томашевскому:
– А по-моему, это и есть самый натуральный бандитизм, Альберт Николаевич. И чем вы лучше обычного рэкетира с улицы?
Вместо ответа Томашевский молча поднялся и направился к выходу из кабинета. У самой двери он остановился и, повернувшись к ним, произнес:
– Когда вы утрете слезы обиды и успокоитесь, вы поймете, что я сделал нормальное предложение. Все, о чем вы говорили, Владимир Иванович, – это лирика, а есть реальная жизнь, которую нельзя не учитывать. У вас сейчас не то положение, чтобы кобениться и тем более угрожать мне. Я буду в вашем городе до завтрашнего утра, если надумаете что-нибудь, то позвоните мне в гостиницу…
Когда за Томашевским закрылась дверь, возбужденный Сатаров вскочил и зашагал по кабинету, громко ругаясь.
– Вот сука, пидор гнойный, тридцать процентов акций захотел, а вот хер ему, ни одной не получит! Пусть сваливает к себе в столицу и не суется сюда больше!
– Он не свалит, – устало произнес Полунин.
– А мы ему ж… паяльником подогреем, он не только полетит – он туда на карачках поползет. Это наш город, наш завод, мы здесь хозяева.