Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
34 
— Да, — равнодушно согласился банкир, — посоветовал. В девяносто четвертом году. Когда сам этим жил. А в две тысячи втором точно так же посоветовал закрыться. И легализоваться. Как я.
И Знаев показал подбородком на экраны, по которым ползли ломаные линии биржевых графиков. Дал понять, как именно в наше время следует легализоваться. Но его собеседник только поморщился.
— Дашь наличные?
— Нет.
— Ты ставишь меня на край.
Знаев разозлился.
— Ты сказал — «край»? Что ты знаешь про край, Паша? В девяносто седьмом я приторчал одному жулику крупную сумму. Задержал на один день. Всего на один! Меня отвезли в пригород Москвы, вывели на крышу девятиэтажки — и поставили на край. Вот там, Паша, был край, реальный! Вечер был. Повторяю, пригород. То есть я смотрел вперед — а передо мной темнота, и огоньки редкие… Ветерок такой, приятный… Дали мне телефон, сотовый… И я на том краю три часа простоял. Пока всех, кого мог, не разыскал и не получил от людей обещания, что к утру деньги будут…
— Если ты не дашь мне наличные, со мной сделают кое-что похуже.
— Найми охрану.
Солодюк мрачно приосанился.
— Я сам себе охрана.
— Как хочешь.
— Зря ты так со мной, Знайка.
Лицо старинного приятеля изменилось, и эти изменения не понравились банкиру — выразили не гнев, не обиду, а чистую злобу.
— Зря ты так со мной, — повторил Солодюк и криво улыбнулся, как улыбаются мужчины, которые думают, что умеют держать удар, а на самом деле не умеют.
— Зря я так с тобой? — переспросил Знаев. — Зря ТЫ так со МНОЙ! Ты хотел меня нагнуть. Мы договорились, что ты не будешь проводить через меня свои сделки! А ты — продолжаешь. Тихо, скрытно. Чтоб я не узнал…
— Закончим на этом, — проскрежетал гость.
— Ладно.
— Удачи тебе, Знайка.
— Ага.
Банкир проводил бледного афериста до выхода. Выглянул в приемную.
— Алиса, зайдите.
— Сергей Витальевич, я все сделала в соответствии с правилами, — сразу начала рыжая. — Этот человек давно уже…
— Черт с ним, — благодушно сказал Знаев и посмотрел, плотно ли прикрыта дверь. — Вы готовы?
— К чему?
— Мы сегодня идем в театр.
Она на миг опустила глаза, когда подняла — взгляд был новым. Серьезным, даже подозрительным.
— Вы уверены, что это… нужно?
— Я ни в чем никогда не был так уверен.
— А я — нет.
— Послушайте, этот культпоход вас ни к чему не обяжет. Кстати, давай на «ты».
— Нет.
Знаев улыбнулся.
— У вас твердый характер, Алиса. Но все-таки вы неправильно говорите «нет». Вы, Алиса, вкладываете слишком много страсти… Нет! О, нет! — спародировал Знаев и проделал патетический жест. — «Нет» — очень сложное слово. Я, Алиса, годами тренировался, чтоб научиться его произносить. Негромко, спокойно, с сознанием собственной внутренней силы… Есть и другие хитрости, мелкие, но важные…
— Какие?
— Расскажу по дороге. Тронемся в пять часов. Встретимся там же, у входа в наш ресторан…
— «Наш»?
— Конечно. Мы провели там первый совместный вечер. Считаю, что это хороший повод, чтоб считать ресторан «нашим»…
Он вдруг позволил себе податься вперед и наклонить голову. Захотел понять ее запах. Не тот, обычный — духи, пудра, лак для волос, чем еще они себя умащивают, — а настоящий, кожей выделяемый. Бывает же, что в метре от нарядной самочки теряешь голову от парфюма, а сближение на дистанцию, близкую к интимной, вдруг погружает тебя в постыдные ароматцы белья, торопливо выстиранного скверным мылом и высушенного феном за пять минут до выхода в свет. Или же помады, изготовленной из вазелина пополам с гуашью. Или, чаще, наждачного перегара какой-нибудь гадкой «Балтики номер три».
Между тем как молодая женщина, в подлиннике, под слоем духов и дезодорантов, обязана пахнуть исключительно яблоками.
Рыжая мгновенно отодвинулась, но он успел. Поймал ноздрями то, что желал. Действительно, яблоко. Сахар, воздух, солнце (ведь его лучи тоже пахнут) — все смешано в наилучшей, благодатной пропорции. Повезло тебе, Знайка. Даже странно, что тебе так повезло. Девочка — свежее свежего — стоит напротив и ждет, что будет дальше.
Если бы знать.
3. Пятница, 15.15–21.30
В это время дня он обычно дремал. Летом — с трех до половины пятого. Зимой, когда спит все живое — немного больше. Но сейчас мысль об отдыхе пришлось оставить.
34 
