36 
Юрий обернулся к Закиру:
– Так, ты как представитель администрации приехал, а это будут мои представители. Вам часа на все хватит?
– Не знаю, товарищ лейтенант, – отвел глаза бородач. – Вот если бы ты сам поехал, хватило бы, а так – долго можем говорить. И рация у тебя плохая, не все можно услышать. – Ухмылка мелькнула под бородой и тут же исчезла. – Поедем, а там видно будет, как и что. Ладно, время – деньги, правильно? Идем, бойцы, покатаемся!
Мудрецкий проводил настороженным взглядом попрыгавшую к опушке «Ниву», пролез обратно во двор и бегом припустил к закупорившей дыру в заборе «бээрдээмке». Чуть не поскользнулся на свежей краске, провалился на свое место, схватил шлемофон.
– Чего там случилось-то? – поинтересовался из башенки Валетов, следивший через прицел за скрывающейся в лесу машиной. – Куда это вы Леху отправили?
– Вот кто бы еще мне сказал, куда... – пробормотал лейтенант, спешно настраивая рацию. Ларингофоны к горлу он не подтянул. – Сейчас выясним, чего там. Так, сидеть тихо, без вас не слышно!
В шлемах экипажа боевой машины раздался знакомый басовитый голос:
– Не, а чего за товар-то? Может, и мне немного отгрузите, а? Договоримся, я не жадный!
– Тебе наш товар не надо, – ответил гортанный голос. Слышно его и в самом деле было отвратительно – микрофон радиостанции «Р-157» как раз специально спроектирован для того, чтобы во время боя посторонние шумы не лезли в эфир. К щеке он прижимается. Если бы Мудрецкий предусмотрительно не повернул его и не включил рацию на передачу – вообще ничего не услышали бы. А так хоть что-то. Но не все. Вот, например, сейчас слышно, что разговаривают, но ведь все не по-русски... Только слово «лейтенант» удалось разобрать.
Вот, заржали. Дикий народ. Дети гор.
А теперь снова Закир говорит:
– Посмотрим, может, и ты у нас что-то купишь. Мы тебе сделаем такое предложение, от которого ты не сможешь отказаться, клянусь!
– А как там Воха? – поинтересовался Простаков. – В прошлый раз мы с ним и поговорить не успели, а надо бы...
– Поговоришь, поговоришь со своим Вохой, вот сейчас приедем – поговоришь! – И опять незнакомая речь и гортанный смех. Не понравился этот смех Юрию. Подозрительное какое-то веселье.
Ну ничего, хорошо смеется не всегда тот, кто стреляет первым. Хорошо смеется тот, кто смеется над последним... А последним лейтенант Мудрецкий бывать никогда не любил. И сейчас не собирался.
– Слушай, Леха... – нервно спросил Ларев. Раздался отчетливый шлепок. – Виноват, товарищ младший сержант, я только спросить хотел. А чего это на «бэтээре» сегодня не комендачники сидят, а местная ментура? Смотрите, форма-то другая, не вэвэшная, а рожи-то, рожи...
– Помалкивай, салага, – лениво отозвался сибиряк. – Значит, так надо, понял? Может, нас тут и быть не должно. Вот чтобы никто ничего не видел и поменялись. Мы уедем, эти уедут, комендант опять своих поставит.
– Вот это ты молодец! – восхитился Закир. – Слышишь, Аслан, может, мы его к себе возьмем? И большой, и соображает как хорошо! Вот приедем, Вохе расскажу, какой у него друг умный! А-а, вот и приехали! Давай выходи, сержант! Поздоровайся с друзьями! Видишь, и мэр, и комендант тебя встречают! Как генерала! Только почетного караула нет.
Что-то клацнуло, потом послышалось тяжелое сопение Простакова, глухой удар и много крепких русских слов, несколько неточно, но очень образно обозначающих состояние машины, ее потолка, дверцы и того, кто все это придумал.
– Ларь, подержи ствол, пока я вылезать буду, – прошипел Леха. – Еще рация эта... Все, давай сюда.
– Подожди, джигит, сначала нужно с друзьями здороваться, потом оружие в руки брать, – хохотнул где-то совсем уж в отдалении Закир. – Воха, смотри, кто приехал! Узнаешь, кто это?
Ответ мэра расслышать не удалось. Зато донеслись отчаянный крик Ларева и глухой удар, потом металлический лязг и снова голос бородатого торговца:
– Не надо, сержант, не дергайся. Ты большой, пули маленькие – нехорошо маленьких обижать, правда? Им больно будет твою голову пробивать, для таких костей пушка надо! Будешь хорошо себя вести, доживешь до дембеля. И твой друг тоже. Нам не ты нужен, нам твой командир нужен. Слышишь? Командир. Давай рацию, сержант. Хреновая рация, в самый микрофон кричать надо.
– Ах ты, чмо болотное! – взревел Простаков. – Да я вас!..
Договорить ему не удалось. В наушниках раздался громкий треск, потом глухой шлепок, неразборчиво бормотнули напоследок гортанные голоса, и репортаж из самой горячей точки села Хохол-Юрт неожиданно прервался. Мудрецкий ошалело посмотрел на свой экипаж – бойцы имели весьма бледный вид. Что, впрочем, было легко объяснимо.
36 
