Последние отзывы

  104  

— Не нужен мне этот спиннинг, — решал он спустя пару дней, — сдалась мне эта речка, тащиться туда. Я, пожалуй, подожду, пока ты мне еще проиграешь, и куплю себе велик, складной. Очень удобно. Приехал, сложил его, и места он не занимает. А? Что ты на это скажешь?

«Что же мне делать? — думала я. — Что же мне предпринять?»

В тот вечер мы пошли на крышу. Димка ее нашел.

— Я знаю тут классное место, — сказал он, — туда никто не ходит.

Через дорогу от нашего двора начинался квартал, который строили пленные немцы. Его так и называли: Немецкий городок. Но красные двухэтажные домики начали сносить, а образовавшиеся пустыри застраивали панельными домами — в шестнадцать этажей и в восемнадцать. Мы вошли в лифт. Он был новеньким, пах клеем и пластиком. На стенке висело зеркало. Я смотрела на наше отражение. Димка был на год старше меня, но ниже меня ростом. Его тринадцати ему никто никогда не давал. Никто не верил, что он уже в седьмом классе.

— Там должно быть открыто, — сказал Димка.

Лифт поднялся на последний, восемнадцатый, этаж и остановился. Мы поднялись по лестнице. Дверь была широкой, обшитой металлом. Мы навалились на нее, она тяжело поддалась, даже не заскрипев на смазанных петлях, и мы оказались на крыше. Уже почти стемнело, и на трубах химзавода, в трех кварталах от нас, зажглись красные огоньки. Дом обступали шестнадцатиэтажки, почти во всех окнах горел свет. Но здесь, на крыше, у взгляда была свобода выбора. Можно было не замечать их, метнуться, выскользнуть из светящихся решеток, перескочить подступающую с востока туманную громаду Кусковского парка — лишь секунду задержаться над ней, не узнавая тот парк, где однажды, много лет назад, мы с бабушкой увидели двух лосей и где белки, если присесть на корточки и замереть, сдерживаться, не шелохнуться, подбегали к раскрытой ладони, хватали цепкими лапками сырой от впитавшегося пота орешек и, отскочив в сторону, на безопасное расстояние, закапывали добычу в прелые листья. «Они готовятся к зиме», — объясняла мне бабушка. За парком, за крышами многоэтажек светились огоньки — красные, белые, голубоватые. Сигнальные огни высотных зданий, прожектора, окна далеких домов, фонари — взгляд метался от одной мерцающей точки к другой, не в силах выбрать направление, задержаться, сфокусироваться. Так лилипуты, накинув на Гулливера тысячи ниточек, лишили его возможности спастись бегством.

— Смотри, как здорово! — сказал Димка. И вдруг, разбежавшись, прыгнул на опоясывающую крышу бетонную ограду. — Что ты там застыла? Иди сюда! — Он взмахнул руками и, неловко изогнувшись, прыгнул назад, спиной по направлению к центру крыши, оступился, упал и, тут же поднявшись на ноги, снова вскочил на бортик. И — спрыгнул на крышу. Потом опять — на бортик. Как будто кто-то прокручивал взад-вперед один и тот же кадр.

— Что ты делаешь? — закричала я ему. — Пожалуйста, слезь оттуда! Не надо!

Но Димка, казалось, не слышал меня. Он продолжал прыгать.

Я подошла к краю крыши и легла животом на ограду. Она была мне по пояс. В ширину — примерно метр. Ткань свитера легко пропустила исходившую от бетона прохладу. Я подтянулась к краю ограды. Падающее тело еще продолжало бы бессмысленно сопротивляться, а взгляд, даже не попытавшись за что-нибудь уцепиться — ни за окна, ни за провода, ни за ветки, — устремился вниз, в открывшуюся шахту, и выхватил внизу, на самом ее дне, точно под нами, пятачок — козырек подъезда, поворот тротуара, припаркованный грузовик.

— Взлетааая! Выше ееели! — орал Димка — Не вееедая преград! Блин, как они делают это свое сальто?

Я сползла на крышу, села, прислонившись спиной к ограде. Высота перестала ощущаться. Передо мной была знакомая железная дверь. Даже ветер не чувствовался, если сидеть так.

— Давай уйдем отсюда, прошу тебя. — Говорить громко не было сил, но Димка вдруг услышал меня и остановился.

— А что уйдем-то? — сказал он. — Мы же даже еще не покурили. Зачем пришли, спрашивается?

Он спрыгнул с ограды, сел напротив меня, достал из кармана ветровки пачку «Явы» и протянул мне сигарету.

— А сколько у тебя за раз колечек выдохнуть получается? — спросил Димка.

— Ни одного, — ответила я. Мне было все равно, что он сейчас скажет.

Но Димка не отреагировал. Он следил за своими колечками. Они постепенно теряли форму и растворялись в вечернем воздухе.

— Понял! — Димка повернулся ко мне. — Я понял, что я хочу купить! Футбольный мяч! Адидасовский, белый, как у Толяна!

  104