Так, как выполнял ее бывший его боевой товарищ Афанасий Фокин, который принял священнический сан, поставил крест на прошлом и теперь служил литургии в упомянутом соборе.
Он нашел высокого благообразного священника в неподобающем для того месте, а именно в мужском туалете.
— Здорово, отец Тук! — весело приветствовал Влад Фокина, а ныне преподобного отца Велимира. Тот басовито кашлянул и строго поглядел на Свиридова.
— Что, душегуб, опять умерщвляешь мою паству, аки агнцев на закланном месте? — гнусавым монашеским голосом, чуть нараспев, произнес он.
— Ни хрена себе агнцы! — воскликнул Свиридов. — Любого волка загрызут, знаешь. Ты вот что, Илюху моего не видал? Он же у тебя бывает иногда — грехи замаливает, что ли.
— Да нет, он у меня своих мымр исповедует, — окая, ответил отец Велимир. — Да что-то давно его у меня не бывало.
— Кстати, что хорошего ты можешь сказать мне о Михаиле Борисовиче Лукинском?
Отец Велимир пристально взглянул на улыбающегося Свиридова и произнес, поглаживая короткую, но окладистую бороду:
— Ничего такого, за что можно его убить.
— А я и не собираюсь его пока что убивать. Хотя признаюсь тебе, Фоня, бабки за это я уже срубил. Аванс, естественно.
— Бог тебе судья, Володя, — кротко ответил Афанасий. — А ко мне-то что пришел? Просто навестить или же навести на мысль? Например, помочь тебе стричь паству, а, грешник?
— Да нет, спасибо, Афоня, мне и самому пока на жизнь хватает. А вот кое-какая информация не помешала бы. Ты у нас, несмотря на сан, человек светский, по презентациям бродишь, политиков-коммерсантов на богоугодные дела благословляешь, в общем, знаешь весь город. Нам, бедным бандитам-головорезам, за вами не угнаться, пресвятой отец. Тем более что я уж, почитай, весь этот девяносто девятый год бока на диване протираю и теряю, так сказать, квалификацию. Наставь на путь истинный, владыко.
— Ладно, брось обезьянничать, — оборвал его отец Велимир. — Тебя интересует Лукинский?
— А еще больше меня интересует человек, который Лукинского мне заказал. Представь себе, Афоня, что молодец, который таким трогательным образом обеспокоился здоровьем Михаила Борисовича, заявил мне, что мой телефон ему дал чуть ли не перед смертью Валера Марков. Это при том, что я номер месяц назад поменял.
— И что это еще за гусь? — проворчал святой отец.
— Некий Алексей Алексеевич Гапоненков. Слыхал или как?
Глаза Фокина блеснули насмешливым масленым огоньком.
— И слыхал, и или как, — ответил он. — Если, конечно, ты говоришь об этом прохиндее из «Сапфо», а не о каком-нибудь его полном тезке и однофамильце.
— А что, встречаются и такие?
— Конечно. Вот, например, одна из моих прихожанок, студентка филологического факультета университета, на исповеди жаловалась мне на ослиное упрямство некоего преподавателя, не желающего воспослать ей зачет.
— Ох и прохиндей ты, Афоня, — прищурившись, усмехнулся Свиридов, — даже на человека стал похож, не то что тогда, в «Капелле». Так что о Гапоненкове? О моем работодателе, а не об этом университетском спиногрызе, конечно.
«Работодатель», по словам Фокина, оказался тоже не без греха. Он все-таки не смог удержаться от искушения подкладывать своих моделей под аппаратчиков, крупных бизнесменов и прочих сильных мира сего.
Естественно, за большие деньги или же солидные услуги, благо товар был отборный.
Масштабы этих операций отец Велимир оценить не мог, но за себя мог сказать, что дважды пользовался услугами этих прелестниц. Такой вот он незаменимый в делах духовных человек.
— Что же касается Лукинского, то это в своем роде неплохой мужик.., насколько я могу судить.., и даже довольно честный бизнесмен, хотя ты сам знаешь, Влад, какой он все равно прохиндей. И есть у него один смертный грех.., остальные он совершает тоже, но этот самый несомненный. Грех сластолюбия и прелюбодеяния.
— Короче, святоша, — прервал его Свиридов, — так и говори, что баб любит.
— Баб все любят, е-мое, — совсем не по-церковному отпарировал отец Велимир и вытер нос рукавом ризы. — Но этот до такой степени, что жены и трех любовниц по всему городу ему мало. Завел себе гарем, за что его и погоняют Султаном.
— А ты-то откуда знаешь?
— Нашлись на свете добрые люди, просветили меня, темного, — елейным голосом ответил отец Велимир. — В общем, тебе мое пастырское наставление, сын мой: конечно, я с готовностью помолюсь за душу Лукинского, но если тебе хочется непременно избавить мир от зажившегося и зажравшегося злодея, пусть этим злодеем будет Гапоненков. Аминь.