В комнате, где произошел взрыв, все было по-старому. Прибежавшую на грохот администрацию и охрану ночного клуба внутрь не пустили, мотивируя это тем, что уже сейчас работники ФСБ ведут следственную работу.
Труп Козенко по-прежнему валялся у стены, только лужа крови уже начала подсыхать по краям.
– Всего один жмурик? – весело воскликнул Панин. – Купцов, ты не находишь, что для ведения полноценного расследования недостаточно рабочего материала?
Купцов что-то невнятно пробормотал, зато Бондарук гмыкнул и громко шмыгнул носом.
– Где этот, как его… Свиридов? – спросил Адриан и огляделся по сторонам, хотя Владимир стоял перед ним и явно был в поле его зрения.
– Вот он, – сказал Купцов и показал на неподвижно лежащего на диване в глубине комнаты человека с забинтованным лицом. – Готов к эксплуатации.
– Ну так поставь его вертикально… он от наркоза еще не отошел, держи его, Купцов, и сам не падай… так… Вложи ему в руку свой пистолет, он сам его рефлективно сожмет. Чудно! МХАТ, да и только! Бондарук!
Купцов с трудом придал телу прооперированного вертикальное положение, и в ту же секунду Бондарук выстрелил в болтающегося в руках капитана и еще не пришедшего в себя парня. Оба – и Купцов, и его подопечный – свалились на диван от отдачи.
– Это что за пантомима? – негромко спросил Свиридов сквозь зубы и бросил короткий взгляд на взрыватель в руках Панина.
– Это я только что выполнил заказ своих братьев из горных аулов, – пояснил Панин. – Застрелил Владимира Свиридова по прозвищу Кардинал. Купцов, размотай-ка бинты.
…Когда Купцов исполнил приказ шефа, глазам Свиридова открылось мертвое лицо со следами свежих, еще не подсохших операционных шрамов. Знакомое, невероятно знакомое лицо. То, которое он, Владимир, каждый день видел в зеркале.
– Но это же такая грубая «липа», – сказал он. – Этот номер не пройдет.
– Это верно, – откликнулся Панин. – Только расследовать тройное убийство буду я, заключение буду делать тоже я, и поэтому сейчас я делаю эту инсценировку только из любви к искусству. Я не хочу убивать тебя, Свиридов, ты будешь очень полезен мне в моей будущей работе. Не обольщайся, что ты сумеешь противодействовать мне и найти в себе силы сопротивляться. Я умею ломать волю и делать из людей верных псов. Так что, повторяю, все это представление разыгрывается мною только из любви к искусству.
Свиридов содрогнулся.
– Последний раз аналогичную любовь к искусству проявил Нерон, когда сжег Рим, а сам слагал стихи над пожарищем…
– У-у-у! – Панин внимательно посмотрел на Владимира и тонко улыбнулся. – Да ты эстет. Только весовые категории у нас с его императорским величеством разные. Он – император, а я всего лишь Кардинал, у него – пепелище Рима, а у меня всего лишь три трупа людей, убитых в глупом междусобойчике.
– Почему три? – спросил Купцов. – Тут же только два.
– Ты плохо считаешь, капитан, – насмешливо ответил Адриан, крутя в руках пистолет с глушителем. – Смотри… труп вице-мэра Козенко, связанного с мафией – раз…
– Раз, – машинально повторил Купцов.
– Второй – труп Кардинала, он же Владимир Свиридов. По всей видимости, он приезжал сюда поговорить, обсудить общие интересы, да разговор не получился.
– Два.
– А третий – это труп офицера ФСБ, который был посредником между Кардиналом и представителем властных структур. Три.
– Три, – буркнул Купцов, но тут же тряхнул головой и недоуменно произнес:
– Позволь, Адриан, но где же…
– Он здесь, – спокойно прервал его Панин и дважды выстрелил ему в грудь. Купцов упал, а Кардинал произнес над его телом:
– Ну что ж, ты так хотел спать… вот и спи.
– «Спи моя радость, усни-и-и», – гнусаво пропел Бондарук, которому такая эксцентрика в исполнении шефа была, очевидно, не в диковинку.
Свиридова передернуло от отвращения, и в ту же секунду, движимый мгновенным взблеском ненависти, не разворачиваясь, он ударил по левой кисти Панина, сжимавшего взрыватель, таивший в себе его, Свиридова, смерть. Тот вылетел из руки Кардинала и упал прямо в лужу крови, натекшей из шеи вице-мэра.
По всей видимости, Панин просто не ожидал такой прыти и такой высокой техники исполнения приема даже от Свиридова, такого же капитана ГРУ, как и он сам. А может, он наслаждался эффектностью созданной им кровавой сцены, достойной лучших театров мира, как он сам, без сомнения, считал.
Но так или иначе – он пропустил выпад Свиридова, и теперь из хозяина положения мог превратиться в заложника непредсказуемых обстоятельств. Он успел поставить блок следующему удару Свиридова, под которым, однако, хрустнули пальцы Кардинала, а пистолет свалился на пол, жалобно звякнув. Свиридов подцепил упавший «ствол» носком ноги и подбросил вверх, а сам схватил со стола столовый прибор и швырнул в попятившегося Адриана.