– Как нету? – обиделась Глаша, опуская голову вниз.
– Нет у тебя срама! – повторил комбат. – Все, я пошел к другим взводам, а вы давайте тут развязывайтесь.
– Так главное, что все живы, товарищ подполковник, все на месте!
– Еще бы все живы не были, – пробурчал недовольно Стойлохряков, удаляясь. – Что бы тогда мы делали с неживыми-то солдатами, воевать-то с кем? Хорошо, когда все живы, а то смотри мне. Живые все, хоть и голожопые, но живые.
* * *
Напившись воды и наевшись, Валетов спал. Ему абсолютно ничего не снилось, только под утро он почувствовал, что рука нащупала что-то мягкое и, кажется, волосатое. Похоже, будто кошку гладишь, так ему казалось. Он мял это мягкое недолго, но ощущения были приятными. Наконец почувствовал, как кто-то его поцеловал и прошептал нежно на ухо:
– Ну так у нас будет сегодня что-нибудь или нет?
Вынырнув из потустороннего мира, Фрол открыл глаза и увидел перед собой Глашку.
– А-а! – воскликнул он и улыбнулся.
– Ты чего? – не поняла она.
– Как хорошо, а то ведь я не думал, что ты рядом. Испугался.
– Чего испугался-то?
– То, что пидорас я, понимаешь? Это самый страшный сон, какой только может увидеть нормально сориентированный мужчина.
То, что нащупала его рука, оказалось всего-навсего ее милой головкой.
– А-а-а, – протянула она с пониманием. – Нет, у тебя все в порядке.
Тут ее маленькая ручка ширкнула под одеяло и нащупала часть Валетова. Тот закатил глаза от приятных ощущений, затем снова вернулся к реальности.
– Погоди, – оборвал он ее, и Глашка обиделась. – Мы где? – он ошарашенно глядел на белые стены и потолок.
– Как где? В вашей санчасти. Нас сюда привезли с поля и положили в одной палате.
Фрол поглядел по сторонам:
– Так вон та койка твоя.
– Ну да, – согласилась Глаша. – А я под утро к тебе перебралась. Правда, нам здесь удобнее?
– Ну, – Фрол чмокнул ее в щеку. – Конечно, тут хорошо. А вдруг зайдет кто?
– А никто не зайдет, – шептала она ему на ухо. – Никто... никогда... не зайдет, – голос ее становился все нежнее и тише.
И Валетов, недолго размышляя над тем, что его ожидает сегодня днем, принял все ласки Глаши близко к сердцу.
* * *
Простаков сидел грустный: по рассказам лейтенанта Мудрецкого, из лагеря защитников природы с утра ушло в Самару четыре машины «Скорой помощи». У одного сотрясение мозга, у другого сломаны ребра, у третьего – рука, а у четвертого выбит палец. Причем с выбитым пальчиком поехала девочка. Лехе было стыдно. Это, судя по всему, те, кто попали под дубину.
Но ведь ему надо было выбираться. А если бы он их не прищучил, то они бы его прищучили. Хотя сомневается он в данном вопросе очень сильно, но вот Фролу и Витьку досталось бы по полной программе. Наверное, тогда бы Валетова на самом деле на вертеле изжарили вместе с его подружкой.
Самое главное, что жалоб на военных не поступало, хотя Стойлохряков и отказался класть пострадавших в собственную санчасть. С какого чуда он должен помогать гражданским лицам, возжелавшим добавить в проводимое им мероприятие яду.
Люди не при смерти – потерпят. Да какие это люди? Пьяницы и наркоманы! Вот у него – люди! Все одеты по форме, накормлены три раза в день, умыты и начищены; через утренний осмотр перед завтраком проведенные. Никаких разгильдяев не наблюдается.
А Валетов, так он вообще герой, целый день провел на жаре привязанным к столбу. Это дорогого стоит. Видимо, получал тяжеленные солнечные удары по собственному темени и ничего – выдержал. Девчонка – тоже молодец. Жена декабриста. Он бы такую себе в батальон взял чай готовить с лимоном так, как он любит. А то эти дежурные по батальону постоянно всякую дрянь из порядочного чая вываривают – а ему пей всякие там радикалы с токсинами! Тяжелая доля у комбата, ей-богу!
Глава 3
«ВОДИЧКА»
Шпындрюк подъехал на своей «Волге» к дому комбата и, войдя в коридор после того, как его впустила Вера, справился о здоровье супруга, так как дни у него в связи с приездом натовских военных стояли напряженные. Обнаружив в гостиной человека в американской военной форме, Шпындрюк сощурился: очков, привычно восседающих на носу, при нем не было. Тот не шевелился, видимо, разглядывал свои пьяные сны. А в это время в спальне шло легкое шебуршание. Петр Валерьевич натягивал на себя обмундирование и уже через три минуты стоял перед Шпындрюком, готовый отправиться на службу.