8 
– Ничего, ничего, привыкай, пиджак, – ободряюще хлопнул по лейтенантскому погону майор Маркин. – Через пару месяцев сам будешь на любого, кого здесь быть не должно, как на врага смотреть. А вот остался бы тут на пару лет – потом у своей жены пароль спрашивал бы, перед тем как в спальню пропустить. Есть у тебя жена?
– Была, – мрачно ответил Юра.
– Ну, дело молодое, потом еще найдешь. – Майор спрыгнул на бетон. – Пошли, с соседями познакомлю.
– Стой, кто идет? – рявкнул пятнистый гигант, но ствол все-таки опустил. Признал своих, стало быть.
– Дежурный по части майор Маркин. Командир спит?
– Так точно. Восемь?
– Пять, и сначала пароль спрашивай, а потом на вопросы отвечай. Наряд вне очереди, чтобы запомнил. А если бы я неправильно отозвался, что бы ты сейчас делал, боец?
– Есть наряд вне очереди, – уныло отозвался часовой. Потом обиженно проворчал: – Вот если бы ответили неправильно, я бы сейчас стрелял... Не, извиняюсь, уже рожок бы менял.
– Два наряда! Должен одним обойтись! Утром взводному доложишь, а сейчас не буди, пусть дрыхнет. Вот, лейтенант, с такими людьми тебе жить по соседству. – Майор повернулся к Мудрецкому. – Этих к нам вообще из другого ведомства прислали. Внутренним войскам тоже химия потребовалась, а то мало ли что и кого. Жить будете здесь. – Дежурный ткнул пальцем в ближайшие квадратные заборчики. – Когда палатки получите, конечно. А не понравится фундамент, выбирай другие, только чтобы от гриба недалеко и на одной линии. Юра тихо застонал. Конечно же, фундаменты для палаток! Для армейских, восьмиместных, точно таких же, в каких военная кафедра на сборах размещалась! Вон, чуть дальше и сами шатры темнеют. Четыре штуки. Завтра, значит, надо получить палатки... И нары... И доски для настила... Черт, и что-то еще там было... Зайти, что ли, с утра к соседям да посмотреть, как это все здесь обустраивается?
– Ну, я с утра еще подъеду. Или пришлю кого-нибудь, чтобы разобрались. – Дежурный направился к своему «уазику». Потом приостановился, обернулся. – Кстати, лейтенант, сортир за последней линейкой, пятьдесят метров. Идите на запах, не промахнетесь.
Мудрецкий посмотрел вслед удаляющимся красным огонькам, потом подошел к заднему борту «шишиги», хлопнул по тенту:
– Простаков! Приехали, давай на выход! Кому приспичило, могут сбегать в культурное заведение!
Брезент откинулся, громыхнул борт, из кузова начали тяжело вываливаться укачавшиеся полусонные химики. Один, два, три... семь, восемь, девять... Кого-то не хватало. Лейтенант еще раз пересчитал, с трудом умудрился приплюсовать себя и сидящего в кабине Резинкина – все равно недостача получается. Холодея, вспомнил выбоину на дороге, крик Валетова... Вот черт, его-то и не хватает!
– Валетов, к машине! – Мокрое безмолвие ответило командиру взвода. – Валетов!.. Простаков, когда его в последний раз видели?!
– Да только что. – Сибиряк потер лоб, и Мудрецкий разглядел некоторую перемену во внешнем облике гиганта. Перемена эта в неверных ночных отсветах выглядела совершенно черной и шла отчетливой полосой поперек выдающегося лба младшего сержанта. – В кузове валялся.
– И что с ним? Спит?! – Мудрецкий начал тихо звереть. Вот черт, приехали на секретный объект, почти на боевое задание, а Валет и тут приспособился... – Ну-ка, вытащи его сюда!
– А может, не надо, товарищ лейтенант? – замялся Простаков, старательно отводя в сторону глаза. – Может, пусть полежит пока? Ему там... Ну, это... Нехорошо ему.
– И что с ним случилось? Он что, даже говорить не может? – Сквозь армейскую дисциплину Мудрецкого время от времени прорывалась припрятанная на два года интеллигентская мягкотелость. Юра знал об этом и старательно боролся со своим воспитанием. Солдаты тоже знали и старательно выискивали возможности попользоваться происхождением командира. С этим тоже приходилось бороться, и жизнь иногда казалась лейтенанту Мудрецкому сплошным поединком между чемпионом по вольной борьбе и чемпионом по сумо. Который судит мастер спорта по самбо.
Простаков горестно вздохнул и полез обратно в кузов.
– Фрол... Эй, Фрол, живой еще? Вставай, приехали. Там сейчас всех строят.
– Не могу, – донесся жалобный голос. – Все, кончилась моя служба. Теперь меня можно по здоровью списывать. О-ох, Леха, помоги встать, что ли...
Из темноты под тентом сначала показались сапоги – сами по себе, печально летевшие подошвами вперед. Потом обнаружились и ноги, причем странно укороченные: то место, из которого они обычно растут, начиналось почти сразу за голенищами. Наконец, рядовой Валетов явился на свет... простите, в ночной полумрак... целиком и полностью. Плавно вознесся над бортом и медленно опустился к ногам своего командира. Руки Простакова отстыковались от подмышек боевого товарища, как опорные фермы от взлетающей космической ракеты, но стартовать Фрол не мог. Попробовал встать «смирно» – тоже не получилось. Поза осталась явно нестроевой и чем-то напоминала боевую стойку известной школы у-шу, подражающую походке утки-мандаринки. Говоря по-русски, Валетов то ли попытался сесть на корточки и не смог, то ли попытался встать и не распрямился. Левой рукой он придерживал ноги в месте их соединения, но правой героически попытался козырнуть. Не донес ладонь до кепки, охнул и схватился примерно за то же место. Примерно – потому что второй рукой он теперь придерживал точку стыка не спереди, а сзади.
8 
