97 
– Да, но меня им не достать.
Он всегда был чертовски самоуверенным и, что еще хуже, имел на то веские основания. Лиззи это точно знала, хотя и не помнила конкретных подробностей. Ладно, сначала надо выяснить ситуацию, а потом разбираться с личностными характеристиками.
– Каким образом мне так промыли мозги, что я потеряла два года жизни? Ну, и кое-что до этого… например, всплыло, что я работала в солидной чикагской охранной фирме, и все же память о тех временах похожа на швейцарский сыр.
– Это был экспериментальный медикаментозный процесс, – отчужденно сообщил Ксавье. – Ты была третьей, на ком его испробовали.
«Стало быть, меня превратили в морскую свинку». Фу, почти так же отвратительно, как новость, что за ней годами наблюдали как за лабораторным животным… Почти, но не совсем. Всё же жуткое мерзкое осознание, что каждую минуту ее жизни прослушивали и анализировали, возглавляло список гадостей.
– Что случилось с первыми двумя?
– Один умер от сердечного приступа. Второй… процесс не был столь обширным, покрывал всего пару месяцев. Он хорошо его перенес.
– Он еще жив?
– Я этого не сказал, – пожал плечами Ксавье.
– Значит, промывка его убила?
– Ну… такая формулировка тоже не годится.
– Перестань скрытничать, – нахмурилась Лиззи и ущипнула его за руку. – Взгляни на ситуацию по-другому: пока я точно не выясню, что происходит, могу сотворить кучу ошибок, в результате подвергну нас обоих смертельной опасности. Мне надо знать, с чем я – мы – можем столкнуться. Держать меня в неведении – не лучшая тактика.
Лиззи увидела вспышку в его глазах и поняла, что нашла самый весомый аргумент, способный изменить его мнение. Ксавье был прирожденным тактиком, постоянно взвешивал шансы, прикидывал причины и следствия, действия и противодействия. На каждый ход изобретал контрход.
– Боюсь тебе навредить… – наконец протянул он, качая головой, и стало понятно, что аргумент не сработал, увы. – Это неизведанная территория. Пусть лучше память вернется сама по себе, наверное, так безопаснее для твоего мозга.
– Разве нельзя у кого-то точно узнать насчет последствий для мозга?
– Можно, как раз у тех, кто старается нас убить, – фыркнул Ксавье.
– Вот суки, – злобно выпалила Лиззи.
– Не то слово, – усмехнулся Ксавье.
– Раз ты меня нашел, – внезапно осенило Лиззи, – стало быть, тоже меня прослушивал, так? Но ведь я выбросила сотовый…
– Когда ситуация начала обостряться, я нацепил три жучка, в том числе один на рюкзак, который остался у тебя дома.
– Ладно. Второй в телефон. А третий?
– В кошелек. Решил, что он-то уж точно останется при тебе до последнего. Боялся, что, вспомнив старые навыки, ты выбросишь все свои вещи и начнешь новую жизнь.
– Мой кошелек. – Значит, Ксавье проникал в ее дом и перебирал вещи. – Когда? Когда ты прицепил жучок?
– В понедельник вечером, после твоей дальней прогулки по магазинам.
– Пробрался в мой дом? Пока я спала? – возмущенная таким произволом, воскликнула Лиззи.
Ксавье не только ни капельки не смутился, так еще и явно повеселел.
– Не было смысла нарываться на тебя бодрствующую.
– Ты залез в мою сумочку!
– Ужас-то какой.
– Мне пришлось бросить ее в «Уолмарте», черт бы тебя побрал!
– Куплю тебе точно такую же.
– Да уж, будь любезен. И чтоб такую же.
Лиззи глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и пригладила мокрые волосы. Злись не злись, но суровая правда состояла в том, что без жучков он бы, скорее всего, ее не нашел, и ей пришлось бы в полном одиночестве разбираться с этой кутерьмой. Не понимая, что происходит, ничего не помня о прошлых событиях, она наверняка совершила бы ошибку и попалась в руки врагов. «Ксавье спас мне жизнь».
– Спасибо, – неохотно процедила Лиззи.
– Бедняжка, – еще пуще развеселился Ксавье, – тяжело давить из себя благодарность? Не за что.
– Не тяжело. Просто не хочется тешить твое самолюбие, у тебя и без того самоуверенности хоть отбавляй.
– Вспоминаешь, да?
– Угу… Дорогооой.
Лиззи положила локти на края ванны и оперлась подбородком на скрещенные руки, вспоминая, как не нравилось Ксавье – пусть крайне редко, но всё же несколько раз приходилось – поручать своим парням себя охранять.
– Хотя кое-что меня беспокоит гораздо сильнее тотального наблюдения.
– И что же?
– Мое лицо. Почему они изменили мне лицо? – горько спросила Лиззи и опустила глаза, чтобы не выдать отчаяния.
97 
