Гнетущее беспокойство, терзавшее её ранее, ушло. С тех пор, как они вернулись на остров, её ужасала мысль, что он будет заниматься с ней любовью, её часто посещали противоречивые, но всё ещё мучительные воспоминания об их свадебной ночи, и той, другой ночи, которую она провела с ним. Но этим днём, в золотом солнечном свете, он доказал ей, что любовные ласки могут быть и очень нежными, и удовлетворил её, используя всё свое любовное мастерство. Она знала теперь, что со временем те горькие воспоминания исчезнут, растворятся в новых впечатлениях о ночах в его объятиях.
— Больше никаких одиноких ночей, — зарычал он, вторя её мыслям.
Николас навис над ней, его смуглое лицо стало жёстким, почти жестоким от вновь вспыхнувшего желания. К несчастью, Джессика всё ещё думала об их свадебной ночи и замерла встревожено, когда увидела, что его глаза смотрят на неё так же, как и тогда. Прежде чем она смогла остановить себя, её руки упёрлись в его плечи, и она выкрикнула:
— Не трогай меня!
Он дёрнулся, как будто его ударили, лицо побледнело.
— Не переживай, — глухо проговорил он, рывком поднялся с кровати и схватил брюки. — Я сделал всё, что мог, я думал только о том, как помириться с тобой, а ты швырнула мне всё это в лицо. У меня больше нет аргументов, Джессика, и нет больше доводов. Я устал, чёрт побери, устал…
Его голос прервался, он рывком натянул брюки. Джессика справилась с леденящим ужасом, охватившим ее при осознании того, что она натворила.
— Николас, подожди… это не…
— Я не собираюсь гадать, что, чёрт возьми, значит “это не…”! — жёстко оборвал он её, и его лицо словно окаменело. — Я больше не побеспокою тебя.
Он хлопнул дверью спальни, даже не взглянув на неё, и Джессика осталась лежать в кровати, ошеломлённая силой его реакции и обжигающими чувствами, которые слышались в его голосе. Она больно ранила его, хотя никогда не думала, что это возможно. Николас всегда казался настолько непреклонным и недоступным для всего, что она говорила или делала, кроме гнева на то, что она бросила ему вызов. Но он также обладал чувством собственного достоинства; возможно, он, наконец, пресытился женщиной, которая сопротивлялась ему на каждом шагу. От осознания этого у неё всё внутри сжалось, как и от мыслей о том, как остаться без его всепоглощающего интереса ко всему, что она делала, и его восхищения её телом.
Джессика поднялась с постели и надела ночную рубашку. Беспокойная, несчастная, она металась по комнате. Как могла она сделать ему больно? Именно теперь, когда она осознала, насколько нуждалась в нём, она позволила своим глупым страхам прогнать его, а без него она чувствовала себя полностью потерянной. Как сможет она обойтись без его высокомерной силы, которая поддерживала её, когда она была угнетена или расстроена? С того дня, как они встретились, он поддерживал и защищал её.
В голове у неё застучало, и Джессика рассеянно потёрла виски?. Наконец, она собралась с силами и дрожащими руками стала одеваться. Она должна найти Николаса и заставить его выслушать её, объяснить ему, почему она оттолкнула его.
Когда она вошла в гостиную, находившаяся там мадам Константинос, оторвалась от книги, увидев входившую невестку.
— Всё хорошо, моя дорогая? — мягко спросила свекровь по-французски, на её миловидном лице отразилась озабоченность.
— Да, — пробормотала Джессика. — Я… Вы знаете, где Николас, maman?
— Знаю, они с Андросом заперлись у себя в кабинете, со строгим приказом не беспокоить их. Андрос летит в Нью-Йорк завтра, где они завершат слияние компаний.
Андрос занимался этим? Джессика провела дрожащими руками по глазам. Николас должен был заниматься этим слиянием компаний, она не знала, что он делегировал полномочия Андросу, он хотел освободить время, чтобы побыть с нею на яхте. Как это возможно, что она была настолько слепа?
— Что-то не так? — встревожено спросила мадам Константинос.
— Да… нет. Да, именно. Мы поссорились, — призналась Джессика. — Я должна увидеть его. Он неправильно истолковал кое-какие мои слова.
— Ммм, понимаю, — сказала его мать.
Она посмотрела на Джессику ясными синими глазами.
— Ты сказала ему о ребёнке, правда?
Очевидно, её состояние известно всем женщинам их дома, отстранённо подумала Джессика. Она села и устало вздохнула.
— Да. Но он сердит не из-за этого.
— Нет, конечно, нет. Николас никогда бы не рассердился от мысли, что станет отцом, — задумчиво, с лёгкой улыбкой, проговорила мадам Константинос. — Он, несомненно, горд, как павлин.