Последние отзывы

  39  

К радости моей Евгений насторожился:

— На какую свадьбу? Ты что, собралась замуж?

— А почему бы и нет? Я теперь женщина свободная, и ноги у меня не такие кривые, как у твоей Юли!

Евгений занервничал:

— При чем здесь ноги? Ты, как всегда, болтаешь глупости.

— Я-то глупости всего лишь болтаю, а ты, как всегда, их делаешь! У Юли кривые ноги, отвислый зад, дряблые окорока и выпученные глаза! И попробуй мне возразить!

Евгений, похоже, был искренне удивлен, что позволило сделать однозначный вывод: он заблуждается.

“Бедняга и не подозревает, что у Юли кривые ноги, — торжествуя, подумала я, — не говоря уже про зад и окорока! Вот это номер! Он что же, ослеп? Надо срочно открыть глаза бедняге!”

— Не ты ли нахваливала Юлю ежедневно с утра до вечера? — тем временем напомнил Евгений.

“Точно! Я! Ах, вот же дура!”

— Нахваливала, но не для того, чтобы ты на ней женился, а для того, чтобы ты познакомил ее со своим положительным и холостым другом. Я хотела устроить счастье подруги, но никак не рассчитывала расстроить счастье свое и уж тем более не собиралась женить своего собственного мужа.

— Так значит ты неискренне хвалила Юлю? — наконец прозрел мой наивный Евгений.

Я даже поперхнулась, даже голос потеряла, так это меня впечатлило.

Поперхнулась, потеряла голос, но очень быстро необходимую форму приобрела и разумно все ему объяснила:

— Дорогой, ноги — это ноги, а не абстракция какая-то, о которой можно долго и туманно рассуждать. Здесь достаточно пристально посмотреть, и сразу станет ясно можно ли хоть на секунду заподозрить меня в искренности, когда я это хвалю. Уж я-то разбираюсь в красоте, что обязательно отразится на моем будущем выборе.

Уже отразилось: выбор хоть куда!

Евгений занервничал еще больше и вот тут-то я поняла, что и в первый раз его заставили волноваться отнюдь не ноги Юли.

“Ага, — подумала я, — он боится, что и я не растеряюсь и тут же замуж выскочу! Собака на сене! И сам не гам и другому не дам!”

— Завтра же замуж выхожу! — отрезала я. — И не так как ты, не понарошку, а намертво! Намертво замуж выхожу!

Не такого эффекта я ожидала — Евгений взял да и рассердился.

— Почему ты решила, что я понарошку женюсь? — прорычал он. — Уж кого-кого, а меня нельзя обвинить в несерьезности. Я не разбрасываюсь своими словами, как некоторые! Я семью хочу! Я жену хочу! Я, черт возьми, ребенка хочу! Мне тридцать восемь лет, и времени осталось слишком мало, тебе же все по фигу, у тебя один ветер в голове. Устал ждать когда ты за ум возьмешься, да и некогда, возраст поджимает, мне уже тридцать восемь лет.

Боже! Сколько трагизма!

Внезапно я всплакнула, хотя и не держала в планах глупости такой, но как тут не всплакнешь, когда родной муж ведет себя неблагородно.

— Как это по-мужски, — всхлипывая, посетовала я, — прибегать к подлым аргументам, когда больше нечего сказать. Покинутую женщину легко унизить…

— Да чем же я сейчас унизил тебя?! — вскипел и опешил Евгений.

— Ты напомнил про мой возраст, про нашу разницу. Да, я старше тебя на три года…

— Не на три, а на десять! — взвизгнула над самым моим ухом Юля.

Как только ей, мерзавке, удалось незаметно подкрасться? И как это невовремя!

Я отпрянула и пуще прежнего залилась слезами, приговаривая:

— Вот, вот, теперь каждый может обидеть меня. Благодаря тебе, Женечка, теперь плюнет в меня любой. Давайте, давайте, все плюйте в…

Продолжать я не смогла: горькие рыдания задушили!

Ну, не до смерти, конечно, жива я осталась, но разговаривать и стоять утратила всякую способность: ноги подкосились, Евгений подхватил меня на руки и отнес на диван. Юля бежала рядом и злобно кричала:

— Притворяется, аферистка! Притворяется! Уж я-то знаю! Сама меня притворяться учила! Женя, сейчас же ее бросай! Ты же муй муж! Она того и добивается, чтобы ты по-прежнему, как дурак, носил ее на руках!

“А ты добиваешься, чтобы он тебя, как дурак, носил на руках,” — подумала я, но слова молвить уже не могла, уже сильно умирала.

Как много в людях жестокости, должна я сказать.

Однако, служащие ресторана заволновались — назревал грандиозный скандал. Вышел метрдотель и озабоченно поинтересовался не нужно ли чем-нибудь помочь.

— Она сейчас уйдет! — психуя, успокоила его Юля, хотя я уже умирала, лежа на диване, и уходить не имела возможности.

Вместо меня, смущенный, ушел метрдотель. Будь на моем месте кто другой, он быстро навел бы порядок, но со мной его связывали годы, можно сказать, дружбы, еще той, некапиталистической дружбы. Он еще помнил мою бабулю — несравненную изысканную Анну Адамовну, частенько обедавшую здесь. В общем, бедный старик растерялся окончательно и ретировался, Юля же не унималась.

  39