— А то, что ты очень-очень красивая и совсем беззащитная. Я так хочу тебя поцеловать. Если бы ты знала, как я хочу тебя поцеловать.
Он закрыл глаза и потянулся к ней губами. Муся сделала то же самое. Их губы встретились где-то в ином измерении. Это был самый восхитительный поцелуй в их жизни.
— Я не имел никакого права перепутать эти улицы. А теперь уже поздно. — Он махнул рукой официанту. — Принесите сто грамм… апельсинового сока. Или лучше двести. Мария-Елена, у тебя тоже кружится голова от апельсинового сока?
Она случайно увидела стрелки его часов, глазам своим не поверила — прошло три часа сорок минут с тех пор, как они познакомились. Если и в дальнейшем время будет нестись с такой же скоростью, она очень быстро превратится в древнюю старуху.
— Мне… пора. Мама уже вернулась с работы.
— Да, конечно. — Он суетливо шарил по карманам в поисках бумажника. — Мария-Елена, мне нужно сказать тебе одну очень важную вещь, а я никак не могу подобрать слов. Но ты, думаю, все поняла и так.
— Только я хочу, чтобы ты все-таки нашел эти слова.
— Я боюсь. Ты еще совсем ребенок.
— Мне скоро будет семнадцать. Через семь месяцев.
— Да, Мария-Елена, да.
Он встал и протянул ей обе руки.
— Но я не хочу расставаться с тобой.
— А что же нам делать?
Он смотрел на нее растерянно и с испугом.
— Я позвоню маме и скажу, что иду в кино со Светой или Риткой. Мама мне всегда верит.
— Это потому, что ты никогда не обманывала ее. Верно, Мария-Елена? Я не хочу, чтобы наша… дружба началась с обмана.
— Но я… Нет, я лучше умру, чем расстанусь с тобой.
— Не надо так, Мария-Елена.
— А ты не называй меня этим нездешним именем. Ты не представляешь, как мне… больно.
Она разрыдалась. Он прижал ее к себе и повел к машине.
— Нелетная погода, но мы прорвемся выше облаков. — Белая «Волга» медленно петляла знакомыми и вдруг показавшимися Мусе совершенно чужими улицами города ее детства. — Там в вышине нас ждет сверканье молний и неземная верная любовь.
Он повернулся и глянул на Мусю обжигающе ласково. Она вся съежилась от страха и боли.
— Не надо. — Она даже перестала всхлипывать. — Я люблю тебя. Я тебя люблю. — Девочка моя, любовь это такая штука… Словом, мы не сможем удержаться от падения. Мы упадем на землю и… Не слушай меня, Мария-Елена, ладно? Скажи, а как проехать на Степную улицу? Или она все-таки называется Луговой? Туда, где в прохладных полутемных комнатах стоят хрустальные вазы с белыми лилиями?
— Знаешь что? — Муся больно впилась ногтями в его локоть. — Если у тебя есть деньги, сними номер в «Интуристе». Я приду к тебе. Никто ничего не узнает.
— Мария-Елена, ты не можешь сделать то, чего никогда в жизни не делала. Я прошу тебя.
— Я делала это уже десятки раз. И всегда удавалось. Никто ни о чем не догадывается. Все думают, что я… Господи, ну зачем ты сказал, что это падение? Ты ведь не веришь в это, правда?
Она ухватилась за руль, и белая «Волга», выехав на встречную полосу, чуть не столкнулась с набитым троллейбусом. Вадим вырулил на обочину и остановился. Перегнулся, распахнул дверцу.
— У меня есть сын. Я не смогу смотреть ему в глаза после этого.
— После чего? — безмятежно невинным голосом спросила она.
— Мы будем писать друг другу письма. Я приеду, когда тебе исполнится восемнадцать, и мы поженимся. Но только не сейчас, Мария-Елена, прошу тебя.
— Это потому, что у тебя есть сын?
Его плечи безжизненно повисли.
— Я был совсем мальчишкой, когда мы с Аришей поженились. Вскоре родился Лелик, мы стали ссориться, оскорблять друг друга, упрекать в неверности. Мы давно стали чужими. Я не хочу, чтоб и с нами случилась такая беда.
— Ты сказал, что ты легкомысленный. Я тоже не люблю, когда всерьез и надолго. — Она вдруг опустила плечики платья. Она делала так впервые в жизни и удивилась тому, что это движение показалось не просто знакомым, а привычным.
— И все равно я не поверю тебе, Мария-Елена. Потому что ты очень… целомудренная.
Белая «Волга» стрелой неслась по прямой пустынной улице.
— Не верь. Я сама этому не верю. Я не знаю, что я делаю. Но я хочу этого. Без этого будет слишком возвышенно и… скучно. Мы разлюбим друг друга, если не сделаем этого.