И вбила я себе зачем-то в голову, что судьба ему нужна правильная, интересная, больно уж сам хорош: длинный, угловатый, бледный, глаза щелочками, а волосы рыжие-рыжие. У нас таких днем с огнем не найдешь, все кареглазые брюнеты да голубоглазые блондины, широкоплечие и смуглые, как из инкубатора, надоели — жуть. Да и потом, не зря же его к нам отправили, у нас здесь вообще ничего зря и просто так не бывает. Так вот, судьбу ему мне хотелось сделать как можно лучше, причем в Джинджере ведь это проще простого: думаешь головой и выбираешь то, что больше всего по душе. Только пока судьбу свою не выберешь, окружающие должны сделать все, чтобы о такой необходимости ты ни за что не узнал. Такие правила.
Пока тетя кормила нашего гостя самодельными конфетами и поила собственноручно собранным на балконе чаем (не столько из гостеприимства, сколько из любопытства), я засела на чердаке, среди сундуков с картами Джинджера. Так уж вышло, что братец Джемэ с раннего детства страдал топографической манией: он тащил в дом даже самые сомнительные каракули, если они хоть чуть-чуть напоминали ему наш город. В один прекрасный день его пыл поутих, а в один еще более прекрасный день тетушка Джина собрала весь этот жуткий хлам и отволокла на чердак. Джемэ такого святотатства даже и не заметил, чего и следовало ожидать, ведь он не всегда замечал, что вместо карт Джинджера собирал какую-то ерунду, подписанную то «Нью-Йорк», то «Туобуя». Сомневаюсь я, что город Джинджер сильно обрадовался бы, узнай он об этом, а ведь ходят слухи, что он знает вообще все.
Мне же на сей раз была нужна одна-единственная карта, она всегда появляется в городе вместе с новым жильцом, например, рождается вместе с младенцем или еще как-нибудь, моя вот — именно так мне и досталась, но ее со временем, конечно же, реквизировал Джемэ, да и ладно, с моей-то судьбой на тот момент все уже было ясно, до сих пор не жалуюсь, а карта эта, можно сказать, сувенир, не более. Многие жители города все равно эти карты сжигают чаще всего, вот как тетя, например.
Весь ужас был в том, что, покрывшись с ног до головы пылью с запахом ванили (у тети все с запахом ванили, хотя я бы предпочла мяту) и оцарапав локоть, я еще и получила по макушке ламинированным свитком, рухнувшим откуда-то с верхней полки, причем свиток оказался моей картой, и если это само по себе очень здорово, то откусанный чьими-то неровными зубами кусок вполне сошел бы за катастрофу. Я, знаете ли, терпеть не могу, когда портят мои вещи, и уж молчу о том, что кусок когда-то был с изображением дороги к пещерам. Хотя, в конце концов, ну что там можно выбрать, в этих пещерах. Не золото же.
Так я и сказала нашему гостю: Дж, сказала я, выбирай, что тебе показывать в городе, вот карта, хочешь, свожу на рынок, там можно купить абсолютно все, ты не поверишь, когда увидишь! А может, пойдем в парк аттракционов, или в цветочный магазин, или в кафе, или на пристань, выбирай что душа пожелает, у нас есть даже древние развалины недалеко от того фонтана, в который ты угодил, библиотека и школа, а вот, видишь, здесь храм Джинджера и башня мудрецов…
— Храм Джинджера? — уточнил гость, а сам, я вижу, к не до конца оторванной (откушенной) подписи в углу карты приглядывается. — Так вроде город ваш называется.
— Да, — говорю, — город Джинджер и его храм. Мы решили, что чем поклоняться всяким выдуманным богам и заниматься прочей ерундой, от которой ум заходит за разум, можно направить рвение особо религиозных жителей в мирное русло: пусть приносят в жертву мусорные кучи и ублажают город новыми красивыми зданиями, а не только хлеб переводят. И богам нравится, что к ним никто не лезет.
— Так-так…
— А еще у нас есть потрясающей красоты сад, вот, смотри…
— А что это у вас здесь?
Тут-то я и поняла: приплыли. Гость наш указывал пальцем с темным ногтем точно туда, где должны бы быть пещеры, если бы… Ведь потащится туда, и ничего скучнее судьбы его тогда не придумаешь. Это мягко говоря!
— Ерунда всякая, — бормочу, а сама тете знаки всякие бровями делаю. Ей-то врать проще, судьба у нее совсем не такая, как моя.
— Да, — подхватывает тетя, — ерунда. Мусор разный, куча злобного дикого зверья, болота, опять же. И хорошо, что порвалось, а я пойду цветы поливать, пока солнце не взошло.
Чтобы наш гость не успел опомниться, я схватила его за руку и вытащила на улицу. В два часа ночи в Джинджере всегда людно, здесь ведь гораздо больше ночных жителей, чем любителей жаркого солнца. На работу я решила не идти: люди наверняка смогут пережить ночь-две без воздушных шариков — а чем, вы думали, я занимаюсь? — в отличие от этого, странного и долговязого. Ну не потому, что он странный и долговязый, а потому, что самостоятельности в выборе приличной судьбы ему явно не хватило бы.