Такой процесс можно сравнить с колебаниями маятника, а мы знаем, что иногда они затухают, а иногда продолжаются до бесконечности. И самое главное, что мне удалось посчитать, прямо сегодня: наш процесс не сходится. Пока книги читают, их будут писать. И самой главной книги для человека, одной и на всю жизнь, тоже не бывает.
Опять наступила тишина, и через несколько секунд она взорвалась смехом и аплодисментами. Магда подбежала и расцеловала меня, Стивен одобрительно хлопал по плечу, Роберто объяснял Джошуа что-то, не слышное в общем шуме, показывая на меня пальцем и смеясь. Александр говорил с Анной, склонившись над столом, она кивала и смотрела серьезно. Наконец Роберто похлопал в ладоши, призывая к тишине:
– Я предлагаю по такому поводу выпить шампанского!
Капитан поднялся, расправил усы и присоединился:
– Мы только что узнали, что мы всегда будем пополнять нашу библиотеку. И что корабль будет плыть всегда. Сейчас велю подать самого лучшего шампанского, из моих личных запасов. Впрочем, нет. Оно припрятано в трюме, никто не найдет, я схожу сам! – и вышел.
Когда он вернулся, в кают-компании уже горело множество свечей. Мы погасили свет, пробки ударили в потолок, и струи шампанского вспыхнули в дрожащем свете. Стивен и Хосе в четыре руки грянули марш, и даже то, что Хосе опоздал вступить, не испортило момента.
Мы танцевали с Анной, она была какой-то особенно легкой в этот вечер, не то что Тереза, которая, правда, сама вела меня, пользуясь преимуществом в весе. Потом все вышли на ют смотреть на звезды и курить трубки и закупленные недавно в изрядном количестве венесуэльские сигары.
Разошлись довольно поздно, на юте остались только мы с Анной и Александром. На них в этот вечер время от времени нападала задумчивость, и я все порывался спросить, в чем дело, но, по заведенному обычаю, помалкивал: сами скажут, если захотят.
– Все, мальчики, – сказала Анна, вставая из шезлонга. – У меня еще дела, а вы оставайтесь. Спокойной ночи, Леон!
Я не очень понял, какие у нее дела, но Александр отвлек меня от размышлений.
– Знаешь, Леон, я еще раз послушал все, что ты сегодня рассказывал, – начал он. – Я, может быть, даже соглашусь с тобой…
– Вот и зря, надо еще все проверить. Я же делал там разные допущения, надо посмотреть несколько других распределений… В общем, еще надо подчищать.
– Да, но ты сам-то видишь, что все правильно? Разница может быть в деталях, но что процесс бесконечный – это наверняка. Верно?
– Верно, – согласился я. – Тогда что тебя смущает?
– Сам смотри. Разумеется, все будет бесконечно. Кроме нашей жизни. Этой, во всяком случае. Так вот, я нашел для себя главную книгу. По крайней мере, на сегодня – это ведь теория позволяет? – В темноте было не видно улыбки, но я понял, что он улыбается.
– Да. Стационарное состояние, ты сам считал.
– Ну вот. Человечество, конечно, не остановишь, а я хочу попробовать остановиться. – Он сказал это совсем тихо.
Я помолчал, не зная, что возразить. Потом спросил, осторожно:
– Что это за книга?
– А вот это тебе будет интересно. – Александр немного смутился. – Мы все ее знаем наизусть, много лет, но главной никогда не считали. Булгаков.
Мне показалось, что он не произнес названия из суеверия. Александр меж тем продолжал:
– Когда мы были совсем молодыми, она не могла стать главной. Еще слишком много надо было сделать, много шишек набить. Понять, что жизнь коротка, в конце концов.
– Значит, ты… вы с Анной уходите?
– Да. Жалко, конечно. Здесь было очень здорово, я еще никогда в жизни не был счастливее. И работа была замечательная, – добавил Александр немного виновато. – А теперь она закончена, и у меня такое ощущение, что пора уходить. Знаешь, как бывает в гостях?
– Знаю, – согласился я неохотно.
– Завтра мы высаживаемся. У вас даже захода не будет в этот раз. Ну и ладно, долгие проводы…
– Вы еще тут, полуночники? – Я и не заметил, как появилась Анна. В темноте ее почти не было видно, только легонько двигался огонек сигареты. – А я собралась уже тем временем.
Мы крепко обнялись с Александром, потом Анна подошла, прислонилась легко щекой и тихонько сказала:
– Чем бы тебя порадовать? А, вот. Я точно знаю, что Лиз вернется. Увидишь! – и пока я стоял столбом, ошалевший от внезапной надежды, отстранилась, и они исчезли за углом.
Мне хотелось побыть одному и не думать о том, что будет завтра, а что через месяц. Корабль шел на запад, поднимаясь и опускаясь на крупной волне с океана. А я повторял шепотом, про себя, стихотворение, которое читала мне Лиз в последнюю встречу, вот так же облокотившись на фальшборт и глядя на черную, вспыхивающую воду: