Капитан никак не пытался опровергнуть эти слухи, и мы, поразмыслив, решили набраться терпения. До Петербурга таким ходом оставалось не больше недели пути.
Терпение кончилось, когда мы миновали маяк Стирсудден. К этому моменту мысли о противоположном поле настолько захватили всю команду, что места для сомнений, версий и пари не осталось. Джонсон сохранял спокойствие – он-то встречался с женой совсем недавно, а вот мы с Сандрой думали, кажется, об одном и том же. Сандра частенько устремляла на виднеющийся на горизонте низкий берег расслабленный невидящий взор, а я думал о пушистых волосах и карих еврейских глазах Марысички и о том, что, по косноязычию своему, так и не смог ничего ей сказать.
Я решил отвлечься, а заодно – выполнить задание капитана и отправился к библиотекарю, чтобы тот подобрал мне какую-нибудь хорошую книжку на русском языке.
– Что же вы не задаете мне вопросов, Йозеф, – ласково сказал библиотекарь. – Я уже так к ним привык.
– Не знаю, о чем спрашивать, – признался я.
– Что ж, похоже, я все-таки смогу вам помочь.
Библиотекарь удалился куда-то в недра своих сот, пошуршал там и вынес мне не слишком толстую книжку в бумажном переплете.
– Это Галкина. «Архипелаг Святого Петра». Во-первых, у нее хороший и достаточно современный язык; во-вторых, книга о той стороне города, с которой нам придется столкнуться; в-третьих, может быть, она поможет вам найти ответ на вопрос, который вас так волнует. – Библиотекарь улыбнулся.
– Какой вопрос? Кто эта таинственная леди?
– Вот именно, – удовлетворенно кивнул библиотекарь.
Оставшиеся дни я целиком, кроме вахт, посвятил чтению. Сначала я с трудом продирался сквозь порядком позабытую кириллицу, но вскоре втянулся и понял почти всё. Благо книга полностью укладывалась в так захватившую нас романтическую тему. Да и язык как-то подозрительно быстро перестал быть для меня преградой. И вообще языки на этом корабле внезапно начали мне даваться непривычно легко: латынь свою я уже выучил так, что, пожалуй, мог бы и говорить, да и в обыденной болтовне забывал частенько, что говорю на чужом, неродном английском. А только ли на английском? Во всяком случае, я уже начал понимать стихи, которые бормотал по-арабски Ахмед, удерживая корабль на струне натянутой волны.
К моменту, как мы пришвартовались в городе-корабле Кронштадте, полный призраков Петербург стал мне уже братом родным. И тут книжка вдруг кончилась, и как раз началась моя вахта. Я бы предпочел где-нибудь уединиться, покурить, подумать, но пришлось спешно брасопить реи, настраивать парусину, чтобы войти в узкий Петровский фарватер, и снова настраиваться на фордевинд для Корабельного.
В какой-то момент я оторвался от карты и глянул на стоящую на мостике Сандру – и впервые увидел в ней девушку. Видимо, царившее на борту настроение что-то изменило в нашем пиратском старпоме. Мне даже стало не по себе: я так уже привык к сложившемуся между штурманами товариществу, что внезапное обретение первым штурманом женственности могло нарушить это равновесие. Наш лоцман, коренастый, очень коротко стриженный человек в толстой брезентовой куртке, тоже, видимо, что-то заметил, потому что принялся расспрашивать Сандру, каково женщине быть старшим помощником капитана и как там насчет английских традиций по поводу женщины на судне? Сандра нахмурилась, потом покраснела, потом ответила что-то тихо, но язвительно, так что я выдохнул: мой старый друг никуда не делся, язык на месте.
Корабельный фарватер оказался практически таким же узким, как было нарисовано на карте. Он упирался прямо в высокий маяк, бивший нам в глаза ярким белым глазом. Лоцман поглядывал на паруса и пожимал плечами: «Редко так бывает, чтобы настолько с ветром повезло». Я улыбался: везение, конечно, тут ни при чем. Когда до поворотного буя оставались сущие метры, Сандрина команда резко убрала паруса, а я завел мотор. Мы вошли в широкую реку и ошвартовались у длинного бетонного понтона.
Люди на набережной, судя по всему, не встречали нас специально, а были привлечены входящим в реку красивым парусником. Но один человек на понтоне явно ожидал именно нас. Немолодая, но довольно красивая дама с короткой стрижкой прислонилась к парапету с таким спокойным видом, словно была готова ждать здесь до ночи. Ночь, кстати, судя по часам, уже должна была наступить, но небо оставалось светлым, как днем. Видимо, так и выглядят их знаменитые белые ночи.