Особенно,... 
31 
Когда он стрельнул на нее взглядом, она практически дрогнула.
— Почему ты так говоришь, да еще и стараешься сама в это поверить, когда у тебя есть и талант, и желание?
— Я просто рисую иногда в свободное время.
Он перевернул следующую страницу. Она нарисовала домик так, будто он был из какой-нибудь старой милой легенды, с кольцом высоких деревьев вокруг и гостеприимной верандой.
— И ты еще злишься, когда кто-то называет тебя глупой? — пробормотал он. — Действительно глупо не делать то, что нравится, и вместо этого заламывать себе руки.
— Это просто смешно. Я не заламываю себе руки. — Она повернулась, чтобы взять закипевший чайник, при этом изо всех сил стараясь действительно не заломить себе руки. — Это просто хобби. Оно есть у большинства людей.
— Это твой дар, — поправил он ее, — а ты им пренебрегаешь.
— Невозможно заработать на жизнь, делая зарисовки.
— И как одно с другим связано? — Его тон был настолько похож на королевский, что она засмеялась.
— О, никак, если не считать того, что человеку нужна еда, дом, а за все это нужно платить. — Она поставила чайник на стол, повернулась за чашками. — Маленькие аспекты реального мира.
— Ну, так продавай свои рисунки, если нужно заработать на жизнь.
— Никто не купит карандашные наброски неизвестного учителя литературы.
— Я куплю этот. — Он поднялся, держа альбом открытым на странице с изображением волка, где тот стоял, поражая смотрящего блеском своих потрясающих глаз, так похожих на глаза Лиама. — Назови цену.
— Я его не продам, а ты его не купишь, только чтобы что-то доказать. — Отказываясь принимать его слова всерьез, она жестом послала его обратно за стол. — Садись и пей свой чай.
— Тогда подари мне этот рисунок. — Он снова посмотрел на волка, наклонив голову. — Он мне нравится. И еще этот. — Он полистал альбом, найдя рисунок с деревьями и спрятавшимися феями. — Мне может пригодиться что-то подобное в новой игре. У меня самого нет никакого таланта к рисованию.
— Тогда кто делает графику в твоих играх? — спросила она в надежде сменить тему разговора и уйти наконец-то с зыбкой почвы.
— Ммм. Разные люди, по настроению. — Лиам снова сел и взял одну булочку, которая была жесткой и, несомненно, подгоревшей, но, если не обращать на это внимание, замечательно сладкой и полной корицы.
— Тогда как ты…
— Кто-то из твоих родителей рисует? — прервал ее Лиам на полуслове.
— Нет. — Одна только мысль о том, что кто-то из ее умных и занятых родителей будет сидеть с мечтательным видом с карандашом в руках, заставила ее засмеяться. — Они обеспечили мне уроки в детстве и привили интерес. Мама даже повесила в своем университетском кабинете в рамочке рисунок бухты, сделанный мной в подростковом возрасте.
— Значит, она признает твой талант.
— Она просто любит свою дочь, — поправила его Роуэн, разливая чай.
— Тогда она должна хотеть, чтобы любимая дочь использовала свой талант и развивала его, — спокойно сказал он, продолжая дальше разговор о родственниках. — Возможно, кто-то из твоих дедушек и бабушек был художником.
— Нет. Дед со стороны отца был учителем, поэтому преподавание считается в семье чем-то вроде традиции. Бабушка с той же стороны была, можно так сказать, образцовой женой и матерью в свое время. У нее до сих пор очаровательный дом.
Лиам боролся с собственным нетерпением. Еще ему очень хотелось поморщиться, когда он увидел, что Роуэн кладет в чашку с чаем три ложки сахара.
— А со стороны матери?
— Дед сейчас на пенсии. Они живут в Сан-Диего. Бабушка вышивает изумительные картины, что в своем роде тоже искусство. — Она на секунду поджала губы, перемешивая чай. — Только теперь вспомнила, что ее мать — моя прабабушка рисовала. У нас есть несколько ее картин маслом. Думаю, у бабушки и ее брата их должно быть больше. Она была… эксцентричной, — добавила Роуэн с улыбкой.
— Неужели? Насколько эксцентричной?
— Я никогда ее не знала, но до ребенка часто долетают взрослые разговоры. Поговаривали, она читала по ладони и говорила с животными, хотя ее муж этого не одобрял. Прадед был, насколько я помню, очень прагматичным англичанином, а она — мечтательной ирландкой.
31 
