Особенно,... 
53 
Ее столь любимые и, несомненно, земные родители никогда не поверят, и уж тем более не поймут.
Она сама еще не во всем разобралась. Бессмысленно было что-то отрицать, все происходило на самом деле. Но как он мог быть тем, кем себя назвал? Как он может делать то, что делает?
Ее карандаш дрогнул, поэтому она положила его и начала нервно играть с кончиком своей косы. Она узнала все это меньше недели назад. С тех пор произошло с десяток небольших, непонятных событий.
Роуэн видела, как Лиам зажигает свечи силой мысли, вытаскивает из воздуха белую розу, а однажды, находясь в особом настроении, он, лишь улыбнувшись, снял с нее одежду.
Это восхищало и веселило ее. Но сидя здесь в одиночестве, она могла признаться себе, что какая-то ее часть боится всего этого.
Он обладает огромной силой. Над всем вокруг, включая ее тоже.
«Он никогда не использует эту силу, чтобы навредить тебе».
Голос, раздавшийся в ее голове, заставил Роуэн подсочить. Альбом с рисунками полетел с ее колен вниз на лесную подстилку. Прижав руку к трепещущему сердцу, она заметила серебристого филина. Он наблюдал за ней немигающими зелеными глазами, сидя на нижней ветке дерева. Золото на его груди сверкало на фоне серебра перьев.
Очередная страница из сказки, подумала она и поднялась на ноги.
— Привет. — Слово было похоже на скрип, что заставило Роуэн прочистить горло. — Я Роуэн.
Она проглотила вскрик, когда филин расправил величественные крылья, соскользнул с ветки и, заискрившись серебряным светом, превратился в мужчину.
— Я отлично знаю кто ты, девочка. — В его голосе были слышны музыка и магия, эхо зеленых холмов и туманных долин.
Нервозность была забыта, когда ее переполнило истинное удовольствие.
— Вы — отец Лиама.
— Это так. — Строгое выражение его лица смягчилось улыбкой. Он подошел к ней, беззвучно ступая по земле мягкими коричневыми ботинками, взял ее руку и галантно поцеловал. — Приятно познакомится с тобой, юная Роуэн. Почему ты сидишь здесь одна и беспокоишься.
— Мне нравится порой побыть в одиночестве. А беспокоиться у меня получается лучше всего.
Он покачал головой, щелкнул пальцами и ее альбом оказался открытым у него в руках.
— Нет, вот, что у тебя получается лучше всего. — Он сел на поваленное дерево, наклонив голову так, что его волосы рассыпались по плечам, словно жидкое серебро. — У тебя есть дар, очаровательный дар. — Он пододвинулся, освобождая место. — Присядь, — сказал он, когда она не двинулась с места. — Я тебя не съем.
— Это все так… ошеломляет.
Он встретился с ней взглядом, в его зеленых глазах вспыхнуло искреннее изумление.
— Почему?
— Почему? — Она сидит в лесу на поваленном дереве рядом с колдуном, уже вторым за свою жизнь. — Для вас это привычное дело, но для простого смертного это немного удивительно.
Отец Лиама нахмурился, и если бы Роуэн умела читать мысли, то остолбенела бы, услышав, как он ворчит на своего сына. «Упрямый мальчишка еще не сказал ей. Чего же он ждет?»
Финну пришлось напомнить себе, что это дело Лиама, а не его собственное, и он снова улыбнулся Роуэн.
— Ты ведь читала книги? Слышала легенды и песни, рассказывающие о нас?
— Да, конечно, но…
— И откуда ты думаешь, юная Роуэн, берутся истории, легенды и песни, если они не основаны на правде? — Он по-отцовски сжал ее руку. — Хотя правду часто переворачивают с ног на голову, и ведьмы начинают мучить маленьких невинных детей, желая съесть их на обед. Ты ведь не думаешь, что мы собираемся тебя зажарить?
В его голосе чувствовалось веселье.
— Нет, конечно, нет.
— Тогда перестань бояться. — Не обращая внимания на ее смущение, он начал листать альбом. — У тебя хорошо получается. Хорошо. — Он засверкал улыбкой, дойдя до рисунка, где из моря цветов выглядывали глаза феи. — Это отлично, девочка. Почему же ты не используешь цвета?
— У меня не очень хорошо получается с красками, — ответила она. — Но я начинаю подумывать рисовать мелками. Я не часто делала пастели и думаю, что это может быть интересно.
Он одобрительно хмыкнул, продолжая листать альбом. Дойдя до рисунка, на котором был изображен надменный Лиам, стоящий на скалах, Финн заулыбался как мальчишка. И во взгляде и в голосе чувствовалась гордость.
53 
