Особенно,... 
42 
Толпа взревела так, что повешенные чуть не оглохли. Людей на площади было намного больше, чем когда на Рыску надели мешок, и они продолжали прибывать – весть о чудесном спасении быстро разносилась по городу.
– Что им надо?! – ошарашенно пролепетала девушка, цепляясь за друга. Кто и когда успел ее развязать, она даже не заметила.
– Какая разница?! Валим отсюда, покуда страже подкрепление не подоспело!
– А они нас выпустят?
Толпа действительно так облепила помост, что убегать можно было разве что по головам.
– Предсказание! Предсказание! – теперь уже орали люди, не сводя с друзей горящих глаз. – Хольгина воля! Слушайте, слушайте все!
– Кажется, они хотят, чтобы ты им что-то предсказала, – смекалисто шепнул Жар, наклонившись к Рыскиному уху. Мгновенно подстраиваться к ситуации вору было не впервой – работа такая.
– Я?! – в ужасе оглянулась та на друга.
– Ну ты же у нас видунья.
– Так ведь не вещунья!
– Какая разница?! – проникновенно зашипел вор, борясь с кхеканьем – шея припухла и все еще болела. – Ты баба… тьфу, женщина, тебе больше поверят, что твоими устами Хольга говорит! Сочини по-быстрому сказочку какую-нибудь!
– Я не могу! Мне плохо! Я, кажется, сейчас вообще упаду…
– Держись! – Жар обнял ее еще крепче. – Вспомни, как ты на таком же помосте вчера выступала! Все то же самое! У тебя ж была вещунья в байке про дерево, батраки вечно в лежку лежали, когда ты ее изображала. Вот и давай!
– Ничего не то же… – отчаянно пробормотала Рыска, озираясь. Толпа напоминала огромного пестрого паука с телом-площадью и лапками-улицами, нетерпеливо шевелящегося в предвкушении добычи. Сейчас не дождется представления, бросится и схарчит…
И вдруг – то ли усталость была тому виной, то ли все пережитое – на девушку накатило вчерашнее ощущение власти над толпой. Смотрите на меня? Ждете? Ну так получите, сейчас я заставлю вас то плакать, то смеяться!
– Внемлите мне, люди!
Жар почувствовал, что подруга навалилась на него еще больше, но голос у нее, напротив, окреп, разом заткнув прочие глотки.
– Грядет время великих испытаний! Прилетят к вам четыре могучих ветра – с запада, юга, востока и севера – и принесут с собой тучи белые, черные и пестрые, с дождем, грозой, ураганом и градом…
Жар еле сдерживался, чтобы не захохотать. Любому идиоту понятно, что какой-нибудь ветер да задует и какую-нибудь тучу с чем-нибудь да пригонит. А эти с такими лицами слушают!
Как нарочно, солнце на миг скрылось в облачке, ветерок мимоходом запустил пальцы в Рыскины волосы, расплетенные перед казнью. По толпе прокатился благоговейный вздох, кое-кто рухнул на колени.
Ветер, кстати, был западный.
Жар покосился на дыру. Палач сидел на корточках и мрачно плел из обрывка веревки замысловатые узлы, отчаявшись вернуться домой хотя бы к концу ужина. Стражники с надеждой прислушивались, причем явно не к «вещунье». Глашатая не было видно.
– …И будет на одних полях урожай, а на других бурьян, в одних колодцах вода, в других ил, в одних горшках мясо, а в других кости… – По сказке пророчица несла этот бред, пока не лопнуло терпение даже у стоявшего рядом дуба.
– Рыска, закругляйся, – тревожно шепнул Жар, незаметно ущипнув девушку за руку. Видуний дар, конечно, дело хорошее, но воровская задница к опасности почутче будет. – Как бы к страже подмога не подоспела!
Рыска моргнула, словно очнувшись, и послушно (перескочив через «у кого-то преумножится скот, а у кого-то сдохнет» и «кто-то женится, а кто-то выйдет замуж») закончила:
– И кто не убоится испытаний, того Хольга щедро одарит на земной и небесной дорогах, а кто убоится…
– Того не одарит, – емко закончил Жар. – А теперь простите, добрые люди, но нам пора в путь: пресветлая Богиня, осенив нас своей мудростью, повелела нам отправиться в паломничество, дабы разнести это бесценное знание по всем городам и вескам.
Под ликующие крики: «Воистину!», «Хвала Хольге!», «Да будет так!» – «святые» беспрепятственно спустились с помоста и поспешили к ближайшему переулку. Толпа расступалась перед ними и снова сходилась – так пузырек поднимается со дна к поверхности. Десятки рук одновременно касались друзей со всех сторон – люди торопились приобщиться к благодати Хольговых посланников.
– Госпожа, госпожа, дотронься до моего младенчика! – лихорадочно молила какая-то толстая тетка, суя Рыске закутанного в лохмотья ребенка. Тот отчаянно ревел, надувая красные золотушные щеки. Дотрагиваться до него совершенно не хотелось, но иначе было не отвязаться.
42 
