Особенно,... 
37 
— София!
— Очень. Тебе, мама, невероятно повезло, что он тебе достался.
— Дэвид не охотничий трофей. И надеюсь, Тайлера ты не рассматриваешь как добычу. Он…
— Бабушка…
Пилар выронила вилку.
— Мама, почему ты не спишь?
— Вы думаете, я не знаю, когда мои домашние приходят и уходят? — Даже в толстом махровом халате и тапочках Тереза умудрялась оставаться элегантной. — Но почему я не вижу вина?
— Мы просто… проголодались, — с трудом приходя в себя, ответила София.
— Еще бы. Любовь — утомительное занятие, если, конечно, подходить к этому делу как полагается. Я тоже захотела есть.
София зажала рот рукой, но было поздно: смех вырвался наружу.
— Ну Эли дает.
Пропустив замечание внучки мимо ушей, Тереза взяла последний кусок пирога.
— Думаю, по такому случаю нам все же стоит выпить вина. И нечего так на меня смотреть, Пилар. — Она выбрала бутылку «совиньон блан» и вытащила пробку.
Военные действия разворачивались сразу на нескольких фронтах: в эфире, на газетных полосах и по телефону. Немало часов уходило у Софии на составление пресс-релизов и уговоры встревоженных клиентов.
Когда ей требовалось ненадолго отвлечься от забот, она подходила к окну и смотрела на работников, занятых боронованием. В этом году будет необыкновенный урожай, убеждала себя София. Главное — пережить нынешний кризис.
Зазвонивший телефон прервал ее раздумья. Ей не хотелось ни с кем говорить, но она все-таки взяла трубку. Через десять минут София положила ее и разразилась потоком итальянских ругательств.
— Помогает? — спросила Пилар с порога.
— Не очень. Хорошо, мама, что ты пришла. Посиди со мной минутку.
— Только что закончилась экскурсия. — Пилар устало опустилась в кресло. — Народ валит толпами. Есть и журналисты, хотя после твоей пресс-конференции их стало гораздо меньше.
— Я сейчас говорила с продюсером «Шоу Лэрри Манна».
— Лэрри Манн? — брезгливо поморщилась мать. — Низкопробная программа. Не давай им никаких материалов.
— У них уже есть материал. Завтра они записывают передачу, в которой Рене откроет семейные тайны и расскажет правду о том, как умер отец. Эта особа раздает интервью направо и налево. Надо подать на нее в суд.
— Ни в коем случае. Судебный иск с нашей стороны лишь прибавит ей доверия.
— Я об этом думала. Но, как говорится, клин клином вышибают.
На винограднике кипела работа и стоял такой шум, что Тайлер был вынужден повысить голос:
— Бал? Ты когда-нибудь слышала про Нерона, декламировавшего стихи во время пожара?
— Но Рим не горит. В том-то все и дело. — София оттащила его подальше от грохота. И тут же зазвонил ее сотовый. — Черт! Подожди.
Она достала из кармана телефон.
— София Джамбелли… — Она заговорила по-итальянски, затем, махнув рукой Тайлеру, отошла на несколько шагов.
Убрав телефон, София сдула упавшую на глаза челку.
— Извини. Звонили из нашего итальянского рекламного отдела. Так о чем мы говорили? Да, весенний бал… — Она осеклась, с изумлением глядя на Тайлера. — С чего ты вдруг разулыбался?
— На тебя приятно смотреть.
— Тогда почему ты ночью не залез ко мне в спальню?
— Я об этом думал.
— В следующий раз думай лучше.
— Хорошо. Не запирай дверь на террасу.
Вновь запищал мобильник.
— София Джамбелли… Бабушка! Как я рада тебя слышать. Я пробовала до тебя дозвониться, но…
Несмотря на теплое солнце, у нее по коже пробежал мороз. Поговорив, София повернулась к Тайлеру:
— Бабушка… Они с Эли… У них там был один старик, он застал еще бабушкиного деда. В прошлом году он умер. Его обнаружила внучка, и, по ее словам, перед смертью он пил наше «мерло». Теперь его тело будут эксгумировать.
Он испытывал странное ощущение, тайком пробираясь в дом, который всегда был для него открыт. Дверная ручка повернулась с еле слышным щелчком. Затаив дыхание, он прикрыл за собой дверь. И тут он увидел ее: свернувшись в клубок, она задремала в кресле.
— О господи, София. Посмотри на себя.
Подойдя поближе, он остановился, разглядывая ее лицо. Кожа отливала золотистым румянцем. Густые черные ресницы, пухлые, чувственные губы.
— Как же ты великолепна, — пробормотал он. — Но я вижу, ты совершенно вымоталась. Давай, детка, я отнесу тебя в постель, — сказал он, беря ее на руки.
37 
