Она досчитала до седьмой сотни и сбилась. Страх холодной водой растекся внизу живота. Утоп? Утопили? Но тут прямо возле мостков из воды высунулась рука с растопыренными пальцами, ухватилась за край доски, и Ивор, отфыркиваясь, подтянулся на руках, вырываясь из цепких объятий озера. Выбравшись, встряхнулся, как зверь – всем телом, только черными горьчцами разбились о дощатый настил сброшенные капли. Начал одеваться, пристукивая зубами от холода, то и дело поглядывая в сторону озера.
– Ну что? – не вытерпела Жалена.
Он молча показал рукой. Совсем недалеко от мостков, саженях в десяти, медленно поднималось из омута обезображенное тленом и речной живностью тело утопленницы. Первой пробила воду голова, распущенные волосы заколыхались вокруг нее белым саваном, потом тело выровнялось, показалась спина в разорванном до пояса платье, ярким цветком распустилась вокруг бедер черно-красная клетчатая понева, мелькнули иссиня-черные ступни.
Стянутые веревкой чуть повыше косточек.
Все три седмицы труп Вальжаны стоймя стоял в толще воды, притороченный к камню длинной веревкой.
***
Им пришлось повозиться, вытаскивая труп на берег. Сначала подтянули его к мосткам, зацепив подол выломанной в орешнике жердью, затем ведьмарь выловил конец веревки и поволок утопленницу вдоль мостков. Она то и дело задевала опорные столбы, норовила вильнуть под настил, и Жалена, уткнувшись носом в рукав, направляла ее все той же жердью. Когда ноги Вальжины уже заскребли по песку, голова неожиданно повернулась лицом вверх, и стало видно, что шея женщины сломана, а перед тем перерезана ножом до самого хребта. На безглазом лице застыла жуткая гримаса, распухший язык раздвинул челюсти, словно дразнясь.
Жалена, в глубине души честя себя во все корки, перебежала на подветренную сторону. Утопленница не имела ничего общего с девчушкой-девушкой, заманившей кметку к озеру. Она и на человека-то мало походила. Жалена заставила себя присмотреться. Нет, у Вальжины нос с приметной горбинкой, а у водяницы был прямой, ладненький.
А потом девушка увидела двойную красную нитку, выглянувшую из-под задранного до локтя рукава, и у Жалены защемило в груди, стало пусто и холодно на месте сердца; словно остановилось оно, потрясенное жестокостью убийцы. Вальжина повязала нить не простым узлом, как обычный оберег против сглаза, а мудрено заложила петельками. Женщине в тяжести нельзя вязать узлов – иначе, говорят, дитя во чреве расти перестанет.
Ведьмарь тоже это заметил. Но не побледнел, не отшатнулся – достал из-за спины меч.
Жалена зажала рот рукой, отвернулась. Как мысли прочь не уводила, как не твердила себе: «Не думай!», а все удержаться не смогла. Сначала только камыши шуршали, а потом захрустело мерзко, влажно, рванулся на волю гнилой дух из взрезанного чрева.
И глянуть жутко, и слушать мочи нет.
Девушка обернулась. Ведьмарь, приспустив правое плечо, кончиком меча раздвигал в стороны мертвую плоть. Лицо у него было непроницаемое.
– Поди глянь, – позвал он.
Не страшно по полю бранному после сечи ходить, не впервой товарищей погибших обмывать, но такого видовища и врагу лютому не пожелаешь. Может, и пересилила бы себя Жалена, удержала ком в горле, да как пахнуло в нос лежалой мертвечиной, только в поясе перегнуться и поспела.
– Девочка, – словно бы не замечая, сказал Ивор. Пошел отполаскивать меч в воде, оттирать песком, пока Жалена, прижавшись к березке, переводила дыхание, попеременно терзаемая дурнотой и жгучим стыдом.
Ведьмарь легонько провел рукой по воде. Она ткнулась ему в ладонь, как живая. Признала, пошла рябью, чуть слышно всхлипнула-пожаловалась лизнувшей песок волной.
– Дай мне один день, – тихо сказал Ивор.
Вода согласно вздрогнула вода и разгладилась.
Ведьмарь обернулся. Кметка стояла неподалеку, невидяще глядя в сторону леса.
– Людей надо бы позвать, – повысил он голос, поднимаясь. – Пусть захоронят как положено.
Помолчал и добавил:
– Не тронут водяницы. Да скажи: ночи не пройдет – узнаю, чьих рук дело.
– Хорошо, – безропотно согласилась она и быстро зашагала по тропе обратно в селение.
Кошка подбежала к ведьмарю и, виновато мяукнув, потерлась о его ноги.
– Бабье вы, бабье дурное… – беззлобно сказал Ивор, подхватывая ее на руки. – Одна на мавкин плач купилась, вторая в одиночку управиться решила… бестолочь…
***
Всем доподлинно известно: бортник кумится с Лешим, кузнец со Зничем, а мельник с Водяным. Как же иначе? Леший пчел в борти приводит, Знич огонь раздувает, Водяной колесо мельничное крутит без устали. Без эдаких помощников поди-ка собери медку, выкуй подкову да сдвинь каменные жернова! Волей-неволей приходится людям знаться и ладить с грозными покровителями своего ремесла, щедрыми подношениями благодарить за подмогу да опеку.