Но он сказал только:
– Брон любил тебя.
А потом она отшатнулась – наверное, он обнял ее слишком крепко, слишком откровенно…
Зеленая трава хрустела под ногами. Эрни шла впереди. Она так и не сменила одежду на женскую, хотя волосы ее вновь отросли – тонкие, легкие, как паутинка, странного снежно-голубого цвета. Широкие ремни охватывали талию, спускались на бедра.
Ветер шелестел травой и листвой, но громче был стук крови в висках, а глаза горца не отрывались от идущей впереди девушки.
Поэтому он впервые потерял осторожность, впервые не заметил примет, указывающих на близость врага…
Дан увидел, что девушка встрепенулась, словно просыпаясь. Обернулась с криком – испуганным и яростным:
– Дан!
Он отпрыгнул, выхватывая меч, но их было много, слишком много – обреченных, молчаливых, злобных… Эрни отступала, растерянная, невыносимо сейчас красивая:
И вдруг ее руки взметнулись к вороту рубашки и рванули его, и он услышал то ли крик, то ли яростное рычание…
Этот звук – то ли рычание, то ли вопль, все еще стоял у меня в ушах, когда я очнулась. С трудом подняла голову – плащ пополз с моих плеч, я поспешно поддернула его, потому что была совершенно голая.
Дан сидел поодаль, положив руки на рукоять меча. Его грудь наискось была перехвачена повязкой с проступающей свежей алой кровью.
– Что случилось? – спросила я хрипло.
Дан повернул голову, поглядел и ничего не сказал. Я села. И вспомнила: исказившееся лицо Дана – смесь отчаяния и ярости, а их было много, слишком много…
Теперь они все лежали на поляне. Некоторые были убиты мечом, но большинство… Страшась взглянуть на Дана, я осмотрелась в поисках своей одежды. Рубаха была разорвана пополам. Как и кольчуга – такая сила была в то мгновение в моих пальцах… или когтях.
Не поднимая глаз, я позвала тихо:
– Дан.
Он молчал.
– Ты видел?
Дан молчал. Он пристально смотрел на мои руки. Я содрогнулась – и пальцы и ногти были в засохшей крови. Оборотень, Голубая пантера… Вот он и узнал наконец, кто я. Темные брови сведены, серые глаза смотрят с напряженным вниманием. Чего он ждет? Почему не уходит?
– Теперь ответь, – негромко сказал Дан, – Кто ты, Эрни? Человек? Зверь? Колдунья? Богиня? Кто ты?
– Не знаю. Уже не знаю. Я не то и не другое. Я оборотень. Я не властна над собой, я тебе говорила…
– Почему ты не рассказала об этом раньше?
– Как? – вырвалось у меня. – Как я могла? Чтобы ты отвернулся от меня? Чтобы боялся и ненавидел, как все они? В чем моя вина? Я думала, что уйду раньше, прежде чем кто-то из вас поймет… узнает…
– И это главная причина твоего отказа от замужества?
– Да. Нет. Я не знаю. Как женщина я обесчещена, а как колдунья… я до сих пор не владею своей силой. А мой жених не знает, и если узнает… уж лучше я сама освобожу его от клятвы.
Дан слушал угрюмо. Лицо было бледным и постаревшим.
– Нет! – сказал он резко. – Ты ошибаешься. Ты сильна и свободна. Сегодня ты стала Голубой пантерой, потому что сама захотела этого, потому что иначе бы мы оба погибли, а не потому что так приказали твои богини. Слушай, девушка. Ты можешь выбирать свою дорогу. Распоряжаться своей судьбой…
– Как ты не понимаешь? Я боюсь не только себя и за себя! Я боюсь за тех, кто мне близок и дорог!
Дан мрачно мотнул головой. Ему, горцу, чьи боги сильны, но бесхитростны, трудно было понять меня.
– Подумать только… – пробормотал он. – Если бы я тогда не заглянул тебе в глаза… я бы убил тебя.
– Уж лучше бы ты это сделал! – с отчаянием воскликнула я.
Дан взглянул, но промолчал. Привел лошадей. Они храпели и бились, а когда я подошла к своей, она в ужасе шарахнулась в сторону, вырвав уздечку.
Опустив руки, я смотрела ей вслед.
– Даже лошади меня боятся…
– Но я не лошадь.
Нахмурившись, Дан смотрел на меня. Заговорил – резко, гневно:
– Чего ты ждешь от меня? Страха? Отвращения? Час назад девушка, приняв облик Голубой пантеры, спасла мне жизнь, а я должен бежать от нее сломя голову? И мое приглашение остается в силе. Ты будешь самой почетной гостьей на моей свадьбе.
Я опустила глаза. Горец был смел. Но то, что он испытывал, я вряд ли смогу узнать…
Повязка его набухала кровью.
– Тебя надо перевязать.
Но Дан отступил, уклоняясь от моих рук.
– Нет, не надо…
– У тебя…
– Нет, я сказал! – крикнул он. И я вдруг вспомнила, как когда-то мой отец пытался избежать моего прикосновения…