— Ну и что ты вопил? — спросила я у Пса. Тот ткнулся носом в пол и сдержанно рявкнул.
— Погоди-ка… — сказал Быков. И я увидела содранные с пола половики и квадрат крышки подпола. Быков осторожно потянул — крышка подалась.
— Есть кто-нибудь? — крикнул вниз. Молчок. Быков помедлил, нащупывая ступени, спустился вниз, что-то там свалил, ругнулся.
— Динго, щелкни выключателем, тут лампочка… Ага!
Пес топтался по краю, заглядывая вниз и поскуливая.
— Что там?
— Ничего особен… Дин… иди сюда…
Смотрю — сидит на корточках над… ну, словом, будто погреб в погребе. Так вот, сидит Быков и по крышке постукивает. Негромко так. Вежливо.
— Ты чего?
— Там вроде голоса…
Я опустилась на колени, прижалась ухом к холодной железной крышке. Тихо. Побарабанила, да еще Быков своим кулаком мощно вдарил. Тихо. Нет… вроде шорох. Или это Быков шевельнулся?
Подождали. Посидели. Быков пожал плечами и встал. И в этом время крышка стала медленно подыматься. Быков попятился, отодвигая меня себе за спину — я немедленно сунулась ему под мышку, уставившись в щель между крышкой и досками настила. Кто-то на нас оттуда таращился. Ну и мы, естественно, таращимся. Крышка пошла выше — появилась голова мужика. А лицо-то… как если бы я увидела перед собой свою умершую бабушку. Челюсть до пупа, глаза — полушками, красные, рожа небритая, серо-белая…
— Привет, — молвил, наконец, Быков. — Ты чего там… сидишь?
Мужик откашлялся, просипел:
— Здравствуйте…
— И все.
И мы молчим, мнемся. И он молчит, смотрит. А потом вдруг — более-менее твердо:
— Ребята, вы простите, некуда, нас трое…
Я глаза вытаращила — мы что, к нему в гости набиваемся?
— Да мы и не стремимся, — пробурчал Быков.
А мужик совсем духом пал, аж жаль берет.
— Вот продуктов могу дать… банку консервов. Говядина.
— Да мы сами сколько угодно дадим! — сказала я.
А он все свое талдычит, жену с ребенком приплел, че к чему, че по чем?
— Эй! — не выдержала я. — Да нужен нам ваш погреб!
Он сгорбился, вниз смотрит.
— Простите… у меня приемник там, кручу-кручу — молчит. Думаем — все. А тут голоса. Жена… она в обмороке… Как же вы уцелели?
— Уцелели, — эхом отзывается Быков. Он как будто что-то понимает.
— А как… — колеблясь, спрашивает человек, — там… что-нибудь осталось?
— Осталось, — говорит Быков, походит и садится на корточки. Мужик отшатывается, впивается руками в крышку. Быков говорит спокойно и мирно:
— Все цело. Только небольшие повреждения на заводе. Зачем вы залезли в погреб?
— Я строил, — говорит мужик, — я давно его строил. По книжке. "Гражданская оборона". Там все написано. И воду провел, и продукты… Соседи смеялись… досмеялись… А кто-нибудь живой остался? Рядом — хоть кто-нибудь?
— Всех эвакуировали, — сказала я, — а вы чего тут?
— Я думал — не успеем… Как закричали — война, мол, эвакуация, я — жену и Вовку — и вниз. Я ж готов был всегда… Знал, что добром не кончится. Слушайте, но если… может, можно уже выходить? Я счет дням потерял. Может, спала уже радиация?
Быков повернулся и посмотрел на меня — поняла ли я? Я поняла — и мне даже плохо стало.
— Не было… — сказала я. — Не было никакой радиации… не было. И войны не было.
Человек глядел так, словно я помешалась.
— Как? — спросил он.
— Быков, ну скажи!
Быков молчал. И смотрел на мужика. А тот смотрел на него. У него было совершенно пустое лицо. Облизнул черные губы.
— Не было? — переспросил тихо.
Быков кивнул.
— Не было… кричали — война… страшно так… как не было? Вы же сказали — эвакуация. Как не было?! Нельзя так, ребята… мы тут сидим, последние, может… потом голоса… Нине плохо… вы говорите — не было?
— Слушайте, — раздельно сказал Быков и бегающие глаза человека устремились к нему, — слушайте меня. Войны не было. Была авария на комбинате. Эвакуация. Скоро все вернутся. Не было войны, понимаете? Кто-то пошутил…
Человек дернулся — со странным всхрипом:
— Боже мой… пошутили… и вы здоровые, и не было… А мы… мы сидим и потихоньку сходим с ума… Нина! Они говорят — не было, Нина!
Он крикнул и перешел на невнятный шепот-бормотание, уткнувшись лбом в край люка. Он стукался головой в скобу и все шептал, шептал что-то… У него тряслись плечи.