Алина даже не обернулась. Мало того, что опоздал и не извинился, так еще и сумку тяжелую не предложил помочь донести. Долдон какой-то. Ну что за мужики такие пошли? Пашку тоже вечно приходилось просить взять у нее сумку с продуктами. Не скажешь в лоб — не заметит в упор. Ведро помойное никогда не догадается выбросить. А сколько раз она просила его поправить карниз и прокладку в ванной поменять? Бесполезно! Хорошо, что он к Лизке ушел, скатертью дорога. Француза, может, себе подыскать в Париже? Говорят, они все жлобы, но как любовники ничего, нежные. А ей для счастья особо много и не надо, главное — чтобы любили. Пашка в постели нежным не был, слов ласковых на ушко не шептал — рукой по телу пошарит, чмокнет пару раз, и готово дело. А потом к компу, на сисястых девах пялиться. Пашка работал программистом и без компьютера жить не мог. «Интересно, Лизавете он слова любви говорит?» — подумала Алина и вдруг поняла, что ответ ей неинтересен. Боль прошла, она ничего не чувствует, ни ревности, ни злости, ни отчаяния — полный штиль в душе, лишь удивление: боже, как она была слепа! Зачем столько времени потратила на это убожество? Почему? Ради сомнительной перспективы иметь мужа? Да на фига он такой нужен! Лучше одной жить, чем с таким тюфяком, которого надо кормить и обслуживать.
Алина достала из папки билет с паспортом и протянула таможеннице, подпрыгивая от нетерпения и поглядывая на стойку регистрации рейса в Париж. До ее окончания оставалось три минуты. Девушка за стойкой уже поднялась и сладко потянулась, вероятно, решив, что больше никого из пассажиров не предвидится.
— Извините, — похлопали ее по плечу.
Алина обернулась, с раздражением глядя на виновника своего беспокойства, и плюхнула дорожную и дамскую сумки на томограф для досмотра багажа. Молодой человек тоже поставил свой небольшой кожаный рюкзак.
— Девушка, что вы сумки свои ложите? Провожающим туда нельзя.
— Так это я в Париж лечу! — возмутилась Алина.
— Паспорт тогда давайте и билет.
— А я что вам дала! — девушка выхватила у таможенницы паспорт, заглянула в него, медленно передала документ молодому человеку и, подхватив свои вещи с томографа, отошла от стойки и уселась на пол.
— Матвей Яковлевич! Ну где же вы ходите? — заорал кто-то над головой.
Алина скосила глаза вверх: рядом стояла девушка-блондинка в темно-синем костюме и белой рубашке, с рацией и бейджем на груди, улыбаясь во все тридцать два металлокерамических зуба.
Алина зажмурилась и зарыдала на весь аэропорт. Кто-то подхватил ее под руку и куда-то потащил — от шока, слез и безысходности она ничего не соображала и не видела. Внутри все сжалось и болело, звенело в ушах, а в голове было пусто, словно в нее напихали тополиный пух.
— Тополиный пух, жара, июль… Тополиный пух, жара, июль… — шептала она, всхлипывая, истерично хихикая и вытирая слезы рукавом новой блузки в ярких цветах.
— Матвей Яковлевич, по-моему, эта девушка не совсем нормальная, — сквозь звон в ушах донесся до Алины высокий женский голос. — Я бы на вашем месте…
— Коньяку закажи, — перебил сотрудницу аэропорта мужской голос. — Кофе, чай и десертик какой-нибудь.
— Матвей Яковлевич…
— Делай, что тебе говорят! — рявкнул Залесский.
Окрик подействовал на Алину отрезвляюще, она очнулась и огляделась: уютное просторное помещение с большим плазменным телевизором на стене, барная стойка, столики, кожаные бежевые диванчики. На один из них как раз и усадили Алину.
— Извините, — нервно хихикнула она. — Я у табло ждала человека одного. Мне должны были билет в Париж привезти. Я думала, вы… Что у вас мой билет и паспорт.
— А я думал, вы менеджер по ВИП-клиентам, — улыбнулся Матвей. — Вы такая…
— Какая?
— Не знаю, — радостно пожал плечами он.
— Зато я знаю, — вздохнула Алина. — Я идиотка, дура наивная, и мой самолет в Париж улетел. Да и не было никакого самолета! Меня развели, как последнюю лохушку. Как я теперь на работу в понедельник пойду? Я же всем, всем, всем сказала, что выиграла тур и улетаю в Париж на уик-энд. А мама? Мама, она же… Она меня… Они все, все теперь будут надо мной потешаться! — Алина снова завыла на весь ВИП-зал и надрывалась до тех пор, пока Матвей силком не влил ей в рот коньяк. С утра она не позавтракала, только кофе выпила, и алкоголь упал в пустой желудок камнем. Камень быстро нагрелся, расплавился и растекся горячей лавой по телу — ее потянуло в сон. — Я неудачница, они правы, — тихо сказала Алина. — Только я могла добровольно отдать свои документы незнакомым людям. Клуша!