30 
А потом чуть ли не всю ночь маялась в постели, злобно ворочаясь с боку на бок. Наконец не выдержала, встала, накинула халат, и, сев на кухне, закурила. И докурив, поставила себе диагноз:
Дорогая моя, ты сошла с ума.
Милая моя, это просто неприлично, в твоем-то почтенном возрасте.
Идиотка несчастная.
Ты влюбилась.
И с этим успокаивающим диагнозом отправилась обратно в постель.
Разумеется, по закону подлости, уснула я крепко-накрепко к самому звонку будильника и этот самый звонок приняла просто за какой-то надоедливый писк. Подбросило меня на кровати почти на полчаса позже. Господи, боже ты мой, только не сегодня! С понедельника начнешь…
Если б кто видел, как я подкрадываюсь к месту работы, явно бы решил, что я — террорист, посланный подорвать милый Глебу Анатольевичу Пахомову офис по программному обеспечению. Я постояла у двери родного кабинета, вся превратившись в слух и чуть ли не принюхиваясь. Голоса Глеба не было слышно. Но он мог и молчать, ведь так? Я приоткрыла дверь и просочилась в узкую щель, подобно сквозняку или привидению.
— Приветик, — буднично сказал Буров, не отрывая глаз от экрана. Тетки поздоровались вразнобой. Я добралась до своего места, разделась, переобулась и попробовала заняться своими обязанностями.
— Дырка будет, — сказал Буров.
— А? — я непонимающе глянула на него и сообразила, что уже полчаса стираю пыль со своего так и не включенного компьютера.
Глеб все не являлся. То его черти спозаранку приносят, а как ждешь-пождешь — нет его. Я поначалу вздрагивала от каждого шороха, а потом, наконец, наружу полезла здоровая злость — на себя, на него, на спокойненьких сотрудников, на шизофрению, которую люди почему-то называют любовью.
Несколько раз я ловила на себе задумчивые взгляды Галочки. Таня поглядывала тоже как-то странно, да и Буров пару раз мне мило улыбнулся, что для него с утра было совершенно немыслимо. Или все это оттого, что у меня мозги набекрень, и со стороны это очень заметно?
К обеду я осмелела настолько, что смогла выбраться из-за спасительного прикрытия компьютера и пойти прогуляться в дамскую комнату. Когда я оттуда выбрела, на подоконнике восседала Галочка, скрестившая свои стройные ноги, и задумчиво курила.
— Будешь? — она профессионально выщелкнула из пачки длинную сигарету. Вообще-то я почти не курю, но разговора было явно не избежать, и я молча приняла сигарету. Галочка затянулась и стала смотреть на меня сквозь рассеивающуюся ароматную дымку. Смотрела она так, словно была опытной портнихой и снимала мерку с моего лица, фигуры, ног… Бедняга пыталась найти во мне то, чего не хватило ей для обольщения нашего шефа. Наконец, устав искать то, чего нет, она спросила:
— И давно вы с Глебом?..
Я неспешно и красиво выдохнула дым — ну просто женщина-загадка! — и сказал неопределенно:
— Ну-у, как тебе сказать…
Зоркие галочкины глаза сощурились.
— То-то я смотрю, он к нам зачастил. Я-то думала…
Она не договорила, но и без того было ясно — Галочка была твердо уверена, что если и стоило из-за кого приходить в наш отдел, то только из-за одного человека — нее. Я поглядела в пол и задумалась: а ведь, и вправду, с какой стати Глеб в последнее время то и дело у нас ошивался? Я-то, как девушка серьезная, полагала, что он контролирует производственную дисциплину и качество работы…
— И как же это вы… у вас получилось?
Галочка все-таки не смогла скрыть своего недоумения. Я улыбнулась ей — как можно мягче и сочувственней.
— Да вот так и получилось…
Мои бестолковые ответы были восприняты ею как натуральное издевательство. Галка слезла с подоконника, поправила юбку и сказала неприязненно:
— Могла бы, между прочим, и предупредить. А то мы с ног сбились, все тебе неженатиков ищем…
Сама Галка 'отыскала' мне всего-навсего одного кандидата — конченого алкоголика, который ей ни в каком качестве уже не мог пригодиться. Благодарю покорно!
— Только учти, — закончила она совсем ядовито. — Птица-то не твоего полета…
И торжественно вымаршировала вон.
Так, похоже, была у меня приятельница, а теперь — увы… А еще говорят, причина всех раздоров — женщина. Ладно, переживем.
Я все еще переживала, когда в дверь проскользнула Таня. Поглядела на меня с высоты своего роста и сказала застенчиво:
30 
