20 
— Заткнись! Ты позоришь меня в моем собственном доме, невоспитанная девка! И не смей говорить о своем женихе в таком тоне!
Диего в ярости хлопнул ладонью по столу.
Глаза Филиппы расширились от ужаса.
— Ты не можешь всерьез говорить такие слова. Не можешь. Ну скажи, что это всего лишь ваша дурацкая шутка!
Лицо Диего Авельяноса превратилось в камень.
— Как ты смеешь разговаривать со мной на повышенных тонах?! И знаешь, почему ты здесь? Да потому, что ты обручена вот с этим самым сеньором Энрике Сантосом и выйдешь за него замуж на следующей неделе. Остальное не твое дело. Все, конец разговорам! Отправляйся в свою комнату!
Гнев, двадцать пять лет копившийся против деда, безнаказанно третировавшего ее беззащитную мать, прорвался наружу. Она не должна ему ничего! Абсолютно ничего!
Старик вышел из-за стола с перекошенным багровым лицом и отвесил ей тяжелую пощечину.
Она инстинктивно отшатнулась, закрывая щеку ладонью, не в силах поверить в происшедшее.
— Иди к себе в комнату, — снова повторил Диего Авельянос. — Немедленно!
Его глаза впивались в нее как ножи.
Филиппа глубоко, судорожно вздохнула, дрожа от обиды и возмущения.
— Не беспокойся, я уйду. Но сначала тебе надо кое-что понять, мерзавец! Я тебе не пешка для твоих махинаций! Твоя идея выдать меня замуж в своих целях такая нелепость, что я начинаю даже потешаться. Иди прогуляйся, Диего Авельянос. Может быть, придумаешь что-нибудь получше.
Филиппа увидела, как рука Авельяноса снова взлетела вверх, и непроизвольно заслонила лицо ладонью, но в этот момент Энрике перехватил удар.
— Хватит! — хриплым, не терпящим возражений голосом сказал он, обращаясь к обоим.
Тяжелые двери бесшумно распахнулись, и два охранника замерли на пороге, ожидая приказаний.
— Уведите ее отсюда, — коротко скомандовал Авельянос, тяжело дыша.
Двое мужчин направились к Филиппе.
— Стоять! — воскликнул Энрике с нотками приказа в голосе, и охранники замерли на месте.
— Диего, в этом нет необходимости, — твердо сказал Энрике.
— Тогда сам уведи ее отсюда, — прорычал хозяин дома. — Тебе надо получше присматривать за ней. Хорошо бы ей как следует всыпать!
Он сделал выразительный жест рукой.
— Негодяй! — гневно вырвалось у Филиппы.
Энрике схватил ее под руку и потащил прочь из кабинета. Охранники посторонились, пропуская их.
Филиппа молча повиновалась.
— Маленькая дикарка! — Энрике отпустил ее, когда они вышли в холл. — Что ты себе позволяешь?! Неужели ты не способна поддерживать цивилизованный разговор, не теряя головы?
Филиппа сверкнула глазами.
— Он ударил меня! Он меня ударил, а ты его одобряешь!
Энрике раздраженно вздохнул.
— Конечно нет, но...
В этот момент охранники прошли мимо них, и он подождал, пока они отошли подальше. Энрике прекрасно знал, кто они такие — профессионалы, готовые выполнить любое приказание хозяина. Оттащить девчонку наверх для них пустяковая задача. Внезапно ему пришло в голову, что Диего выглядел так ужасно, будто его вот-вот хватит апоплексический удар. Еще не хватает, чтобы он умер прямо сейчас.
— Эй, отправьте к хозяину прислугу. Ему может понадобиться помощь.
Один из мужчин обернулся и молча кивнул.
Энрике посмотрел на девушку, на которой согласился жениться, чтобы стать главой империи Авельяноса, и плотно сжал губы.
Филиппа держалась рукой за покрасневшую щеку, вся пылая от возбуждения.
Господи, она явно унаследовала темперамент деда, подумал он. Просто какой-то ураган! Им овладело беспокойство.
Что я тут делаю? Почему старик не разобрался с девчонкой сам и заставил меня участвовать в безобразной сцене?
Ему захотелось срочно выпить, причем чего-нибудь покрепче. Впрочем, и ее какой-нибудь подходящий напиток может быстро успокоить.
Она все еще продолжала дрожать от возмущения, растирая красную от удара щеку.
Энрике осторожно взял в руки ее лицо и повернул к свету.
— Дай я посмотрю.
Она отшвырнула его руки прочь и сердито фыркнула:
— Не прикасайся ко мне!
— Тебе надо что-нибудь выпить. Это тебя успокоит, — сдержанно ответил он.
На этот раз Филиппа не стала сопротивляться и позволила ему отвести себя в гостиную, где без сил опустилась на диван.
Энрике открыл бар, достал бутылку бренди, два хрустальных фужера и вернулся к ней.
20 
