Ритм произносимых слов наполнил огромный зал, и хотя лю–дей было много, словно бы один голос гулко отдавался в стенах. Дженнсен напряженно прислушивалась, желая услышать дру–гой голос, который был неразлучен с ней столько, сколько она помнила себя. Но этого голоса не было.
И Дженнсен перестала сопротивляться, ее увлек общий порыв. Она отчетливо слышала, как вместе с толпой повторяет слова:
– Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь – служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Дженнсен снова и снова, вместе со всеми, повторяла слова молитвы. Снова и снова, останавливаясь только, чтобы набрать в грудь воздуха. Снова и снова, снова и снова, без поспешности и суеты.
Распевная молитва заполнила все ее сознание. Мелодия ма–нила, призывала, разговаривала с ней. И уже ничего не было боль–ше в сознании Дженнсен. Молитва заполняла ее настолько, что для каких-либо других размышлений попросту не осталось места.
Это как-то успокоило ее.
Мимо протекало время, случайное, ничем не примечатель–ное, не имеющее значения…
Каким-то образом эта тихая ритмичная молитва принесла ей чувство умиротворенности. Так, наверное, чувствовала себя Бет–ти, когда она успокаивала козу, почесывая у той за ушком. Дженн–сен еще сопротивлялась этому ощущению, но мало-помалу пе–ние затягивало ее.
Теперь она понимала, почему это называлось молитвой-по–священием.
Невзирая на случившееся, она чувствовала себя лишенной бурных эмоций, в душе ее царил полный покой и торжественное ощущение великой сопричастности.
И она перестала сопротивляться. Она без напряжения шеп–тала, давая молитве возможность избавить ее от остатков боли. И в конце концов почувствовала себя свободной от чего бы то ни было…
Сквозь застекленное отверстие в зал ворвалось солнце, и на Дженнсен упало сияние солнечных лучей. Ощущение было – словно в материнских объятиях. Тело казалось невесомым. Это сияние напомнило Дженнсен, что когда-то именно так она и представляла себе добрых духов.
Прошло еще мгновение, и часы молитвенного пения завер–шились.
Дженнсен разогнулась, медленно, оттолкнувшись от пола, села. И разрыдалась, неожиданно для себя самой.
– Эй, что случилось?
Над ней возвышался солдат. Женщина-вышивальщица об–хватила Дженнсен рукой за плечи, спокойно объяснила:
– Недавно она потеряла мать.
Солдат переминался с ноги на ногу и выглядел совсем сму–щенным.
– Прошу прошения, госпожа. От всего сердца сочувствую вам и вашей семье.
Дженнсен увидела по его голубым глазам, что он абсолютно искренен в своих чувствах.
Она ошеломленно молчала, наблюдая, как он повернулся к ней спиной и отправился дальше по маршруту патрулирования, один из убийц, работающих на лорда Рала, огромный, мускулис–тый, затянутый в кожаную форму. Сочувствие в доспехах…
Знай он, кто она такая, он бы безо всякого сочувствия пере–дал ее в руки тех, кто позаботился бы, чтобы она умерла только после мучительных, длительных пыток.
Дженнсен уткнулась в плечо соседки и снова зарыдала. Ей так не хватало матери, что она едва могла вынести это.
А теперь ее душу переполнял еще и ужас из-за судьбы Себа–стьяна.
Глава 18
Дженнсен поблагодарила выши–вальщицу и, только отойдя вглубь зала, поняла, что даже не знает, как зовут эту женщину. Впрочем, это было не столь важно. У обеих были матери. Обе понимали друг друга и сочувствовали друг другу.
Теперь, когда молебен закончился, по–кидающие дворец люди снова превраща–лись в толпу. По всему залу раздавался смех. Шум гулко отдавался от мраморных стен и колонн. Люди возвращались к своим заботам, к покупкам, торговле, болтовне. Стражники патрулировали зал, а дворцо–вые слуги, в основном одетые в светлые одежды, занялись своими обычными дела–ми. В одном месте рабочие ремонтировали петли огромной дубовой двери, ведущей в боковой коридор.
Появились уборщицы, начали деловито убирать пыль, протирать пол, оттирать до блеска стены. Когда-то мать Дженнсен была одной из таких женщин, которые должны были работать в помещениях дворца, зак–рытых для публики, в официальных залах, где решались дела государственной важно–сти, где находились высокие сановники и обслуживающая их дворцовая прислуга. И, конечно, в комнатах лорда Рала.