133 
- Мы пока не знаем, что с этим делать, - провозгласила Кэлен, - но я совершенно уверена - в наш мир пришли шимы.
Глава 30
Специально для охотников Кэлен повторила свои слова на языке Племени Тины. Ричарду очень хотелось, чтобы права оказалась она, и угрожал бы им Шнырк, а не шимы. На Шнырка у низ управа имелась.
Сообщение Кэлен по вполне понятным причинам никого не оставило равнодушным, особенно если учесть, что она, столь рьяно до этого отстаивавшая мнение, что это Шнырк, теперь вдруг резко переменила позицию, заявив, что нисколько не сомневается, что миру угрожают именно шимы, и никто иной.
После этого её заявления у Ричарда не возникло впечатления, что у кого-то ещё остались сомнения. Казалось, что после слов Кэлен мир для всех изменился.
Над равниной повисла тревожная тишина.
Ричарду требовалось срочно решить, что делать дальше, но никаких светлых идей не возникало. Он даже не имел представления, с чего начать. Только теперь он понял, что нужно ему было сделать, когда имелась возможность. Но он тогда был так озабочен нависшей угрозой, что игнорировал все остальное.
Далеко же он убрел от родных лесов. Он страстно желал снова оказаться там. По крайне мере в бытность свою лесным проводником он никогда не блуждал и точно знал, по какому пути идет.
Ричард обратился к темноволосой мудрой женщине бака-тау-мана.
- Зачем вы проделали весь этот путь, Дю Шайю? Что вы тут делаете?
- Ага! - Протянула Дю Шайю с подчеркнутой тщательностью складывая руки на груди. - Теперь Кахарин желает, чтобы я говорила!
Женщина просто кипела от возмущения. Ричард не очень-то понимал причины такого её настроения, да и ему было вообще-то наплевать.
- Да. Зачем вы пришли?
- Мы шли много дней. Путешествие было тяжелым. Мы похоронили некоторых из тех, кто вышел с нами. Нам пришлось с боем прорываться по враждебным местам. Мы пролили кровь многих, чтобы добраться до тебя.
Мы оставили наши семьи и любимых, чтобы доставить нашему Кахарину предупреждение. Мы шли без пищи и сна, испытывая неудобства и лишения. Мы пережили ночи, когда все мы плакали, боясь неизвестности и скучая по родине.
Я шла с ребенком, которого Кахарин попросил меня выносить, когда я собиралась пойти к травнице и вытравить его. Вытравить вместе с мерзкими воспоминаниями, с ним связанными. А Кахарин даже не соизволил заметить, что я почтила его просьбу и приняла на себя возложенную на меня ответственность за это дитя.
Кахарин даже не понял, что каждый день этот ребенок, которого он попросил меня выносить, напоминает мне о времени, которое я провела, прикованной цепью к стене у этих вонючих маженди. Напоминает о том, каким образом я забеременела этим ребенком. Напоминает обо всех тех мужиках, что использовали меня и смеялись надо мной. Напоминает о том, что я тогда каждый день ждала, что этот день станет последним и меня зарежут и принесут в жертву. Напоминает о том, как я оплакивала своих собственных детей, которые останутся без матери, рыдала, что больше никогда не увижу их милые смеющиеся мордашки и не порадуюсь тому, как они растут.
Но я почтила пожелания Кахарина и вынашиваю ребенка этих собак, потому что Кахарин попросил меня об этом.
Кахарин же уделяет своему народу, проделавшему столь долгий путь, лишь толику внимания, будто мы какие-нибудь блохи. Он не спрашивает, как идут дела у нас на родине. Он даже не прелагает нам сесть с ним, чтобы мы могли порадоваться тому, что наконец вместе. Он не спрашивает, довольны ли мы. НЕ спрашивает, не голодны и мы и не хотим ли пить.
Он лишь орет и доказывает, что мы вовсе не его народ, потому что не знает наши древние законы, по которым мы жили многие века, и отметает некоторые священные законы лишь потому, что его им не учили, будто лишь по одной это причине они не важны. Согласно этим законам многие пожертвовали жизнью, чтобы благодаря им он кое-чему выучился и смог прожить ещё один день.
Он думает о своем народе не больше, чем о грязи под ногами. Он без раздумья отбрасывает дарованную ему по нашим законам жену. Он обращается со своей законной женой, как с тварью последней, вспоминая о ней, лишь когда понадобится.
Древние законы обещали нам Кахарина. Признаю, что они вовсе не обещали такого, что станет почитать свой народ и его обычаи и законы, объединившие нас, хотя по моему мнению любой нормальный человек почтил бы тех, кто так много выстрадал ради него.
Я пережила гибель моих мужей от твоей руки и оплакивали их подальше от твоих глаз, чтобы ты не страдал от этого. Мои дети храбро пережили смерть своих отцов, павших от твоей руки. Они плакали в подушку, тоскуя о мужчине, что целовал их на ночь и желал добрых снов. А ты даже не потрудился поинтересоваться, каково мне приходится без моих мужей, которых мы с детьми нежно любили, не поинтересовался ты и как пережили потерю мои дети.
133 
