— Больница. — Кнабаух безошибочно сопоставил в мозгу запах, храп и растянутую панцирную сетку.
Уже несколько лет подряд он вынужден был спать в одном помещении с разными людьми. Причем с мужчинами. А ведь когда-то он даже женщинам не позволял оставаться в его квартире на ночь! Воспоминания вызвали острый приступ интеллектуальной тоски. Сразу захотелось испортить кому-нибудь жизнь. Артур Александрович завертел головой. На соседней койке кто-то заворочался, бурча неразборчивым тихим матом. Из-под простыни вылезла худая нога, сплошь покрытая неприятными червячками вздувшихся вен. Через всю ступню проходила зловещая надпись, в предрассветных сумерках казавшаяся черной. Кнабах прочитал медленно: «ОНИ».
— Тюремная больница, — услужливо подсказал Мозгу мозг. — На второй ноге наверняка написано: «УСТАЛИ».
Кнабаух ненавидел татуировки, а потому знал их досконально. Точно такую он видел на ногах авторитетного вора Паука несколько лет назад. Тогда они немного не поладили, и теперь встреча с Пауком означала для Кнабауха только одно — смерть. Сердце метнулось на выход, стуча по всей грудной клетке одновременно. Артур Александрович резко откинул одеяло, сел на край кровати, охнул и потерял сознание.
К тому времени Моченый парился на больничке уже неделю. Его поступление и пребывание проходило для персонала незамеченным. Невропатологи отмечали веселый праздник, посвященный стотридцатилетию болезни Боткина. Торжество затянулось. Больными занимались сестры. Старый зэк поступил в сознании и по частям. Он ругался матом, поносил отечественную медицину и требовал койку у окна. То есть вел себя, как абсолютно здоровый человек. Медсестра не стала звать врачей. Моченого обругали матом, посоветовали исцеляться за границей и положили туда, где было свободно. После двойной дозы «у спокоительного» лечение началось… и закончилось. Вор в законе впал в беспамятство, и ему стало все равно, где лежать и как лечиться.
Утро бодро ворвалось в палату, как спецназ ОМОНа в притон к наркоманам. Энергично ударяясь головой о стены, по палате запрыгали солнечные зайцы. Учитывая, что отделение было неврологическое, зайцы попали куда надо. Кроме них в помещении находилось еще восемь человек и тоже с сотрясением мозга.
Артур Александрович Кнабаух ночь провел ужасно. Снилось что-то гадкое. Он часто просыпался, как положено, разевая рот в немом крике, потом опять проваливался куда-то, где были решетки на окнах и вокруг ходили люди с татуировками на ногах: «ОНИ». Причем все ноги были правые.
— Считай, что ты уже зачехлился, фраер. — От такого пожелания «доброго утра» у Кнабауха сдавило сердце. Вместо того чтобы открыть глаза, он еще сильнее зажмурился, надеясь снова провалиться в сон. Но голос не унимался: — Слышь ты, сука!
Глаза пришлось открыть. То, что он увидел, превзошло все его ожидания. На соседней кровати лежал жуткий человек, весь в наколках, и пытался достать до него… ногой!
— Николай! — с надеждой пискнул Мозг, срываясь на фальцет.
Он завертел головой, всматриваясь в неприятные лица соседей по палате. Боксера среди них не было. Ни одно из покалеченных тел не сокращалось в бою с воображаемым противником. У большинства пациентов неврологического отделения вокруг глаз залегали темные круги. И они, будто сквозь темные очки, с любопытством смотрели, достанет одноногий своим протезом мужика на соседней койке или опять придется весь день ждать, когда войдет медсестра и нагнется, вынимая у кого-нибудь градусник.
— Одну секундочку, уважаемый! Вы меня неправильно поняли! Я все могу объяснить! Это совсем не то, что вы думаете, — Кнабаух выпалил полный набор отмазов несчастного мужика, у которого жена внезапно вернулась из командировки.
— Уважаемый?! Вон как! Был «урка зарвавшийся», а теперь «уважаемый»?! Я прям мухой приподнялся! — Моченый почти дотянулся, и теперь пластмассовая пятка протеза со всего маху била по подушкеМозга, поднимая клубы пыли. — Это, наверное, после того как мне твой козел дыню раздолбил!? Попишу, падла!
Моченый сел, поставил на пол здоровую ногу и принялся пристегивать протез. Кнабаух никак не мог заставить себя оторвать глаза от татуировки «ОНИ».
— Я тебе сердце вырву, пожарю и схаваю, — нашептывал Моченый, энергично застегивая крепления. — Ты срать сегодня ходил?
В этот момент Мозг пришел в себя. Вопрос застал его врасплох. Какая существует связь между его походом в туалет и поеданием сердца, он не знал, но подтекст ему не понравился.