Особенно,... 
121 
Противник не высовывал носа, ветер и море вели себя как нельзя более благосклонно, и рыбаки, которые вытягивали свои сети и провожали глазами грандиозные белые пирамиды, наслаждались, наверное, зрелищем изящества и спокойного могущества.
Однако на американском корабле все шло плохо…
Прежде всего, как и предсказывал Жоливаль, Марианна заболела. Как только пересекли южный канал Корфу и вышли в открытое море, молодая женщина вынуждена была уйти в каюту и больше не выходить оттуда. Несмотря на спокойное море, она оставалась распростертой на своей койке, испытывая мучения при малейшем движении корабля и сто раз желая себе смерти.
Неопределенный запах, по-прежнему витавший внутри и который теперь она нашла невыносимым, ничуть не уменьшился. Доведенная до беспомощного состояния, Марианна утонула в ужасном море морской болезни, не способная даже здраво рассуждать. Одна мысль, однако, тяготила ее, единственная, но упорная и неизменно навязчивая: не дать Язону переступить порог ее каюты.
Агате, пришедшей в ужас при виде такого состояния своей всегда отличавшейся отменным здоровьем хозяйки, Марианна решила сказать правду. Она полностью доверяла своей горничной, которая неоднократно доказывала свою верность и преданность, а при сложившихся обстоятельствах она отчаянно нуждалась в женской помощи. И Агата сразу же оказалась на высоте оказанного доверием положения.
Она мгновенно превратилась из ветреной, кокетливой и боязливой девушки в какого-то дракона, грозного цербера, с неожиданной силой которого первым смог познакомиться Язон, когда вечером после отплытия с Корфу он постучал в дверь, надеясь на радушный прием.
Вместо улыбающейся, почтительной и приветливой пособницы, какой он ожидал увидеть Агату, он был встречен за дверью самой безукоризненной и чопорной из горничных, которая совершенно официальным тоном сообщила ему, что «госпожа княгиня снова чувствует недомогание и не может принять никого, кем бы он ни был!».
После чего Агата извинилась перед корсаром с достоинством полномочного министра и… захлопнула дверь у него перед носом.
Доктор Джон Лейтон имел не больший успех, когда он немного позже явился, чтобы осмотреть больную и назначить лечение. Гораздо более резко Агата информировала его, что «их светлейшее сиятельство только что уснули», и отказалась прервать столь желанный сон.
Включили в игру и Жоливаля, который не был допущен к Марианне. Он использовал это, чтобы притушить разгоравшийся огонь разочарования у Язона. Не находя причин, чтобы считать себя обычным визитером, уже готовый взорваться Язон призвал его в свидетели необъяснимого поведения Марианны.
— Неужели она считает, что я люблю ее не настолько, чтобы выдержать ее болезненный вид? Что же тогда будет, когда она станет моей женой? Тогда я должен буду уходить из дома или узнавать новости только через горничную?
— Вы забываете одно, друг мой. Вы как раз еще не супруги!
И когда вы ими станете, я не удивлюсь, если дела пойдут именно так, как вы говорите. Видите ли, Марианна слишком женщина, слишком горда и, может быть, слишком кокетлива, чтобы не знать, что близость, даже при самой большой любви, должна иметь определенные границы. Никакая влюбленная женщина не захочет, чтобы ее увидели подурневшей и несчастной. Так делалось всегда с ее лучшими друзьями: когда в Париже она болела, ее дверь была наглухо закрыта… даже для меня, — самоуверенно солгал он, — а я ведь являюсь в некотором роде ее вторым отцом!
Тогда вмешался Лейтон. Старательно набивая табак в длинную трубку, что позволяло ему не смотреть на собеседника, доктор изобразил улыбку, которая ничего не изменила в его мрачных чертах.
— Такое беспокойство вполне нормально для красивой женщины, но врача нельзя рассматривать ни как мужчину, ни как простого визитера. Я не могу понять, почему княгиня не согласилась позволить осмотреть ее. Когда заболела ее горничная, она, наоборот, немедленно разыскала меня, и мне льстит, что мое лечение дало хороший результат!
— Откуда вы взяли, что она не согласилась принять вас, сударь? — холодно отпарировал Жоливаль. — По-моему, вы слышали, что княгиня заснула? А разве сон не лучшее лекарство?
— Без сомнения! Пожелаем только, чтобы он оказался действенным и завтра княгиня чувствовала бы себя хорошо. Утром я снова приду к ней.
Тон доктора был слишком учтивым, слишком примирительным, и Жоливалю он совсем не понравился. В безобидных с виду словах Лейтона ощущалась угроза, которую с беспокойством учуял Жоливаль. Этот человек непоколебимо решил увидеть Марианну и осмотреть ее, может быть, потому, что она не желает этого. Но один дьявол может сказать, как поступит доктор, если молодая женщина снова откажется принять его. И Жоливаль долго не мог уснуть в поисках возможности устранить эту опасность, ибо он не мог не рассматривать повышенный интерес Лейтона как явную угрозу: он был достаточно недоброжелательным, чтобы догадаться, что именно от него скрывают.
121 
