Освещение в этой части шебеки было лучше. Здесь светились кормовые фонари ударившего корабля и окна его кормовой надстройки, окруженные молочно-белым ореолом.
— Вот что нам надо! — сказал грек, увидев что-то. — Влезайте мне на спину, обхватите бедра ногами, а шею руками. Вы же никогда не пользовались канатом как лестницей!..
— Раньше я умела, — ответила Марианна, — но теперь…
— Вот именно. У нас нет времени заниматься испытаниями: взбирайтесь на меня и держитесь покрепче.
Она послушалась, а он схватился за канат. Так легко, словно его груз ничего не весил, он с удивительным проворством поднимался вверх.
На корабле Кулугиса паника дошла до предела. Получив пробоину, шебека стала заметно погружаться в воду.
Ругательства матросов, занятых спуском шлюпок, не покрывали отчаянные крики Кулугиса, который взывал с тоской в голосе:
— Стефанос! Стефанос!
— Ему стоит только глянуть под ноги, — пробурчал Теодорос. — Там он найдет своего Стефаноса.
На большом корабле тоже суетились, однако более спокойно. С палубы доносился торопливый топот босых ног матросов, но, кроме голоса со странным акцентом, разговаривавшего с людьми на шебеке на местном наречии, не слышно было больше ничего.
Внезапно с полуюта донесся усиленный рупором какой-то приказ. Приказ, не имеющий никакого отношения к Марианне. Однако, услышав его, она так испугалась, что едва не отпустила своего товарища.
— Теодорос! — прошептала она. — По-моему, это английский корабль.
Тот был тоже ошеломлен. Новость не из приятных! Теплота отношений между Англией и Портой заставляла первую считать бунтующих греков врагами. Если его опознают, англичане выдадут его султану точно так же, как это сделал бы Кулугис. Единственная разница заключалась в том, что эта операция не будет стоить султану ни единого динара и даст большую экономию.
Выход на наружный трап, к которому они поднимались, был уже близок. Теодорос на мгновение приостановил подъем.
— Вы француженка, — вздохнул он. — А если они узнают, кто вы, что будет?
— Меня арестуют, посадят под замок… Несколько недель назад английская эскадра напала на корабль, на котором я плыла, чтобы захватить меня!
— Тогда не надо, чтобы об этом узнали. Найдется же кто-нибудь на этом корабле, знающий греческий: я скажу, что нас ограбил Кулугис, что мы просим дать нам убежище, что вы моя сестра… глухонемая! В любом случае у нас нет выбора: когда бегут из ада, не смотрят зубы лошади, на которой едут!..
И он продолжил подъем. Несколько мгновений спустя оба свалились на палубу «англичанина»к ногам офицера, который так спокойно прохаживался с мужчиной в безукоризненном белом костюме, словно корабль совершал безмятежную приятную прогулку.
Появление двух чужаков, грязных и достаточно оборванных, не столько, видимо, удивило их, сколько шокировало своей неуместностью.
— Who are you? — спросил офицер строгим голосом. — What are you doing here?3.
Теодорос скороговоркой пустился в объяснения, тогда как Марианна, совершенно забыв о недавней опасности, с удивлением оглядывалась кругом. Внезапно она испытала непостижимое чувство: словно ей пахнуло в лицо старой доброй Англией ее детства, и она вдыхала ее аромат с совершенно неожиданной радостью. Это, безусловно, было вызвано как двумя одетыми с иголочки мужчинами, так и выдраенной до блеска палубой и сверкающей медью этого корабля. Все ей казалось невероятно близким. Даже неясное в тени большой черной треуголки, обрамленное седоватыми баками лицо офицера, судя по нашивкам — капитана, вызывало странное ощущение чего-то очень знакомого.
Мужчина в белом костюме вступил в разговор с Теодоросом, но командир не проронил ни слова. Он не отрывал взгляда от едва освещенного сигнальным фонарем лица Марианны, и она ощущала это так же явственно, как если бы он положил ей руку на плечо.
Собеседник грека внезапно повернулся к офицеру.
— Корабль, с которым мы столкнулись, принадлежит одному из братьев Кулугис, известных пиратов. Этот человек говорит, что их с сестрой похитили на Аморгосе и везли в Тунис, чтобы продать в рабство. Им при столкновении удалось сбежать, и теперь они просят убежища. Молодая женщина как будто глухая и немая! Мы не можем выбросить их в море, не так ли?
Но капитан ничего не ответил. Он взял за руку Марианну и повел на полуют, где над штурвалом горел большой фонарь. Подведя ее к этому источнику света, он несколько мгновений напряженно вглядывался в ее лицо.