На самой же площади днем обычно было малолюдно, а ночью и вовсе не бывало ни души. Поэтому патруль немедленно заметил необычное оживление. По всему фасаду к колоннаде были прислонены лестницы. Люди поднимались и торопливо спускались по ним. Другие просто сбрасывали сверху вещи, которые ловили внизу их помощники. Иногда они промахивались, и предметы разбивались о каменные плиты, которыми Габриэль окружил свои здания. И все это происходило среди всеобщего веселья, большинство грабителей были пьяны...
– В это невозможно поверить! – выдохнул Питу. – Настало время остановить этот грабеж. Идемте!
Мэтр Камю ничего не сказал. Казалось, он глубоко задумался, и журналисту пришлось повторить свои слова. Когда же наконец «командир» заговорил, то немало удивил своих солдат:
– Нет! Их надо схватить на месте преступления.
– На месте преступления? А это что такое по-вашему?
– Нам нужны еще свидетели. Мы предупредим сторожей на улице Руаяль. Они нам откроют двери склада.
– Сторожа? Если они ничего не слышат, то они либо глухие, либо мертвые. Воры никого не боятся – они даже не пытаются таиться! Они чувствуют себя как дома!
– Мы поступим так, как я сказал, гражданин! Если ты недоволен, можешь уйти, но тогда я объявлю тебя дезертиром!
– Только этого еще не хватало! Идите, я пойду за вами...
Патруль прошел мимо, вышел на бывшую улицу Руаяль. Они разбудили консьержа и охрану, перепугав всех своим неожиданным появлением.
– На втором этаже воры, – громко крикнул Камю, который неизвестно почему вдруг захотел подать голос. – Надо пойти посмотреть.
Все поднялись по большой лестнице и подошли к дверям. Печати, оставленные 10 августа, оказались целыми.
– Думаю, их лучше не трогать! – заволновался консьерж. – Это печати Коммуны.
– Ты прав, гражданин, – кивнул Камю.
– Лучше всего будет немедленно войти и перестать болтать! – рявкнул Питу. Концом своей сабли он сорвал печати и взял дело в свои руки. – А вы, – обратился он к остальным патрульным, – отправляйтесь вниз и берите этих негодяев с тыла.
И его все послушались. А Питу буквально поволок за собой Камю в тот зал, где должны были храниться сокровища французских королей. Чудовищная картина предстала перед ними!
Все было изуродовано – ящики выдвинуты, стеклянные витрины разбиты, шкатулки, ларцы и сундуки взломаны и опустошены. На столах, на паркете остались следы пиршества – еда, пустые и недопитые бутылки вина, огарки свечей. Здесь происходила настоящая вакханалия невежества и буйной дикости.
– Они не могли все унести за одну ночь! – выдохнул ошеломленный Анж Питу. – Даже если бы их было пятьдесят, а их, насколько я успел заметить, было намного меньше.
Со двора донесся голос гвардейца:
– Мы схватили двоих!
– Ну что ж, – с облегчением вздохнул мэтр Камю, к которому вернулся его величественный тон, – надо предупредить полицию. А я тем временем отправлюсь к министру внутренних дел. Гражданин Ролан должен немедленно узнать о беспорядках.
– Сейчас два часа ночи, – решился подать голос консьерж. – Ему это не понравится!
– Понравится это ему или нет – не имеет никакого значения, – резко ответил Камю. – Он отвечает за сохранность дворцов, которые принадлежат нации, и всего того, что в них содержится. Незаметно, чтобы он слишком усердствовал. Я с удовольствием посмотрю на выражение его лица.
Мэтр Камю потирал руки от удовольствия. Он не принадлежал к партии, в чьих рядах был министр. Между жирондистами, пребывавшими у власти до этого времени, и людьми Дантона, ставшего министром юстиции, Робеспьера и Марата, членами Коммуны, появились разногласия, хотя большинство из них принадлежали к Клубу якобинцев.
Пока мэтр Камю вещал, Анж Питу бродил по богато украшенным залам, где три дня, казалось, бесчинствовала орда варваров. Журналист обладал хорошим вкусом, и для него увиденное было сущим кошмаром. Питу вдруг заметил, что под одним из шкафов что-то блеснуло. Убедившись, что на него никто не смотрит, он быстро нагнулся, протянул руку и достал крупный бриллиант, чей голубой блеск казался небесно-божественным. Питу не стал его рассматривать, а самым естественным жестом человека, который ищет носовой платок, положил его в карман и в самом деле достал платок, громко высморкался и продолжил осмотр. Но больше удача не благоволила Питу. Он лишь с удовлетворением отметил, что многие шкатулки остались нетронутыми. Он жестом подозвал консьержа, который проходил по залам с самым невозмутимым видом.