Особенно,... 
69 
Про себя вздыхает Роган -
Не Роган он теперь, а болван.
Аллилуйя!
В Италии прекрасной
Папа сделал его красным.
В Версале король ученый
Сделал его черным,
А парижский парламент в целом
Считает его белым.
Аллилуйя!
И еще, направленная уже против королевы:
Презренная шлюха, велю тебя казнить!
Как ты посмела королеву изобразить!
Достойная государыня, вы меня обижаете,
Вы же часто сами меня изображаете…
Первый луч солнца осветил новый фасад Дворца Правосудия с еще кое-где оставшимися строительными лесами. Увлекаемые общим потоком, Бомарше и Жиль поднялись по широкой лестнице и оказались в Большом зале. Но это было только полдела: им еще предстояло добраться до зала верхней палаты парламента. На заключительное заседание пропускали только по разрешениям, однако оказалось, что их значительно больше, чем мест в зале. Каждый член Трибунала считал святым долгом раздать пропуска всем своим друзьям. Судебные исполнители, выполнявшие роль стражей на подступах к вожделенному залу, напрасно пытались избежать толкотни и столкновения с особо рьяными зрителями: мужчины отпихивали их локтями, женщины пускали в ход острые каблуки своих туфелек, отдавливая ноги неповоротливых мужчин. Удачно избежав этой опасности, Бомарше и Жиль уже в пять часов вошли в зал, потолок которого славился великолепной росписью и лепкой, выполненной еще в XVI веке итальянским монахом Джиованни Джиокондо.
— Наконец-то мы пришли! — облегченно вздохнул Пьер-Огюстен, усаживаясь сам и предлагая другу соседнее кресло возле двери, через которую войдут в зал члены Трибунала. — Каким же надо быть любопытным человеком, чтобы подняться в такую рань! Ах, моя милая кровать…
— Сны вы еще досмотрите, а такой спектакль вряд ли когда-нибудь повторится. Большая удача для драматурга — присутствовать при развязке подобной авантюры. Или я ошибаюсь?
— Нет, конечно, вы правы. Но, кроме интереса, так сказать, профессионального, у меня есть и другая причина, заставившая беднягу Бомарше встать до света. Эта причина — вы. Теперь, когда процесс окончен, король несомненно разрешит вам вернуться и восстановит вас в своей гвардии. Ваше воскрешение найдут забавным, и вы станете кумиром версальских дам.
— А для мосье я тоже стану кумиром? Он постарается вынюхать всю правду, и это только увеличит его ненависть к королю. Даже если процесс, за которым он следит весьма внимательно, удовлетворит его, то есть парламент не посчитается с волей короля и королевы, даже тогда его следует опасаться. Я думаю, было бы лучше подождать и посмотреть, как пойдет дело. И потом, я не уверен, что захочу вернуться в Версаль и вновь надеть форму гвардейца. Джон Воган лучше служит своему государю, чем Жиль де Турнемин: у него развязаны руки, он может принимать неожиданные решения… Да и опасности, подстерегающие королей в стенах их дворцов, в настоящее время сведены до минимума: у Его Величества всегда под рукой и гвардейцы, и швейцарцы, и легкая кавалерия, все они готовы умереть по первому его приказанию. Мое же дело — граф Прованский, а он редко бывает в Версале. Да и для Жюдит будет лучше, если меня по-прежнему оставят в покойниках, хотя бы еще на некоторое время…
— Ваша молодая супруга все еще в Сен-Дени?
— Полагаю, что так. Королева дала мне знать и предупредила мадам Луизу, что Жюдит находится под ее особым покровительством. Вы ведь знаете. Ее Величество хочет подвергнуть мою жену длительному испытанию. Исходя из серьезности совершенного Жюдит преступления я не смею возражать, как бы мне тяжело ни было. По крайней мере, она в безопасности.
— Да! Все устроится к лучшему, тем более что вы, кажется, не слишком страдаете от одиночества…
— Что вы хотите этим сказать?
— Одна исключительно красивая дама очень вами интересуется, и это не осталось незамеченным, несмотря на всю вашу осторожность. Взгляните, с другой стороны зала кто-то в кокетливой шляпке с голубыми перьями пытается привлечь ваше внимание.
Жиль посмотрел туда, куда указывал палец Бомарше, и узнал госпожу де Бальби. Она вместе с другими нарядными дамами и мужчинами занимала места, специально оставленные для парижского бомонда и семей судей. Анна рассматривала зал в лорнет, словно находилась в театре, а не в зале суда. Жиль улыбнулся ей, но вскоре движение на трибунах отвлекло его внимание. Анна была обожаемой любовницей, он любил ее тело, ее науку сладострастия, ее веселость и непосредственность, иногда возле нее он начинал мечтать о жизни, в которую Жюдит никогда не входила…
69 
